Идиотское состояние, когда ощущаешь себя попавшей не в то время не в то место.
Отключаю слух, поднимаюсь с табурета, стремительно шагаю в сторону выхода, едва не натыкаюсь на Рому, случайно ловлю его смятенный сумрачный взгляд. Но ему не надо переживать – я не стану смотреть и слушать, торчать там, где меня не должно быть. Я уже ухожу. В свою комнату. И, наверное, лягу спать, просто лягу спать. Ещё бы удавалось заснуть: легко, по щелчку, закрыл глаза – и сразу всё. У меня так не получается.
Невольно прислушиваюсь и тут же одёргиваю себя. Нет, я не опущусь до такого – не стану подходить к двери, открывать её, чтобы чётко разобрать разговор на кухне. Я не подслушиваю. Тем более происходящее не касается – ничуть, ни капли, нисколько.
Но через какое-то время даёт о себе знать допитая почти до конца большая чашка ромашкового чая. Вот ведь засада! До ужаса хочу в туалет, а он рядом с кухней.
Ой, ладно! Проскользну бесшумно и незаметно, как привидение. Могу даже уши заткнуть.
И вроде бы всё получается, меня не замечают, но уже на выходе из туалета натыкаюсь на Рому.
– Считай, что меня здесь нет, – бормочу я, торопясь опять исчезнуть.
– Жень, – останавливает он меня. – Ты действительно не будешь против, если Лида у тебя заночует?
– Да без проблем, – заверяю его убеждённо. – Сейчас постелю. Пусть приходит.
Мне всё равно.
Лида появляется минут через пятнадцать, переодетая в Ромину футболку и тренировочные штаны и опять начинает благодарить и извиняться за беспокойство.
– Да всё нормально, – восклицаю я. – Ложись, а я свет выключу. Только второго одеяла у меня нет. Покрывало пойдёт?
– Конечно.
Разбредаемся каждая к своей кровати. И опять я не могу заснуть, слишком хорошо чувствую чужое присутствие. Не то, чтобы оно меня напрягает или смущает. Скорее всего, мешает окончательно успокоиться, перестать думать. Иногда проваливаюсь в лёгкую дрёму, но потом опять прихожу в себя.
Больше не могу лежать на одном боку, лицом к стене, переворачиваюсь на другой, слышу, что Лида тоже ворочается – тахта старая и тихонько поскрипывает в ответ почти на каждое шевеление. Не хочу, но чуть-чуть приоткрываю глаза. Вижу, как Лида осторожно поднимается, крадучись, идёт к двери, аккуратно приоткрывает её и снова закрывает за своей спиной. Потом негромко хлопает дверь соседней комнаты.
Я так и лежу без сна. Наверное, полчаса уже прошло, а Лида всё не возвращается.
Ну вот и зачем было создавать для меня видимость, что между ними ничего нет? Беспокоились за мою тонкую моральную организацию? Напрасно. Я не ханжа. Могли бы и сразу.
Когда я просыпаюсь утром, тахта по-прежнему пустая, и я уверена, на ней так никто и не спал. Застаю обоих на кухне. Лида сидит за столом, попивает кофе, улыбается мне навстречу. От вчерашней печали, похоже, не осталось и следа.
Ну, я тоже рада, что у них всё решилось, наладилось и нормализовалось, а главное, срослось. В общем, ночь не прошла даром.
39
Рома
Сюрприз удался на славу. Видимо, судьба недаром выделила Роме этот шанс – уйти с работы пораньше, чтобы он сумел насладиться по полной.
Он даже разглядел не сразу. По горящему на кухне свету определил, что Женя ещё не спит, удивился немного, ну и порадовался тоже. Почему-то хотелось, как иногда случалось, просто посидеть, пусть за чашкой чая, поболтать о жизни, о ерунде, даже ни о чём. От её пушистой огненно-рыжей шевелюры кухня будто бы наполнялась дополнительным теплом и светом, и даже возникало ощущение настоящего дома. Но сегодня…
Словно холодной водой плеснули в лицо, даже дыхание на мгновение перехватило, и уже произносимые слова застряли в горле и тут же забылись. А вместо них последовало банально-стандартное:
– Что-то случилось?
Лида умела говорить так, что моментально брало за душу, не оставляло безучастным, не позволяло даже усомниться в искренности, пронзало насквозь. Лично он покупался, всегда покупался, и вот опять. Застыл, огорошенный, и поверил, хотя слышал, наверное, уже не меньше десятка раз «Я ушла от Ярика. Насовсем. Навсегда». Хорошо, ещё она не сорвалась с места, не припала к груди, требуя успокоительных объятий.
Женю той же холодной волной снесло с табурета, протащило мимо. Рома едва успел зацепить её взглядом, но не удержал.
Она спряталась в комнате. Чтобы не мешать.
Ну да, правильно.
А он подошёл к столу, устало уселся на освободившийся табурет, обхватил руками чашку, на дне которой плескались остатки чего-то солнечно-золотистого.
– Правда, насовсем ушла? Или как обычно.
– Правда, – подтвердила Лида решительно и трагично, обиженно поджала губы. – Можешь не верить. Можешь даже смеяться. И из-за этого тоже. – Она сглотнула, шмыгнула носом, потом усмехнулась и, отведя глаза, произнесла: – Он мне изменил. Изменяет.
Смеяться Роме не захотелось, а вот сочувствие действительно проклюнулось, а вместе с ним, словно привязанная, знакомо шевельнулась надежда.
Нет, Лида не придумывала, она обычно никогда не придумывала, не прикидывалась, не опускалась до лжи. И сейчас по-настоящему выглядела подавленной, не только несчастной, обиженной, растерянной, но и обозлённой. И у неё до сих пор так и не появилось подруг, а молчать, держать в себе и тайно переживать она просто не умела.
Так неужели правда? Про Яра.
– С чего ты взяла?
– Я знаю, – убеждённо заявила Лида, посмотрела чуть свысока и в то же время с горечью. – Такое девушки сразу чувствуют. Если появляется другая.
Ну, понятно.
– Чувствуют, значит, – повторил он с иронией и недоверием.
– Чувствуют, Ром, чувствуют, – ещё убеждённей повторила Лида. – очень даже хорошо. Не обольщайся, не обманешь. – Она судорожно выдохнула. – Просто иногда готовы глаза закрывать. Потому что так проще и удобней.
И опять сникла, серые глаза поблёкли и потухли. А его нестерпимо потянуло, как обычно и случалось, прижать, обнять покрепче, спрятать от бед и печалей, доказать, что он-то всегда рядом, не предаст, не обманет, не отпустит.
Лида, наверное, именно этого и ждала: сейчас Рома вскочит, подойдёт. А он почти, уже почти, но едва не уронил сжатую в руках чашку. Та гулко стукнула по столешнице. А Лида стиснула зубы, произнесла сердито, с вызовом:
– Но я так не могу. И не буду. Я закрывать глаза не собираюсь. Я его не прощу и не вернусь. Не думай, это совсем другое, не как раньше. Действительно не вернусь.
– А что тогда будешь делать?
Он намеревался спросить спокойно и даже насмешливо, а, похоже, не слишком получилось. Лида уставилась ему прямо в глаза – внимательно и напряжённо. Может, уловила отголоски этой вечной надежды – почувствовала – и теперь говорила взглядом «А что ты, Ромочка, хочешь услышать. Молчи, не отвечай, я и так знаю. А что будет, если скажу? Вот сейчас возьму и скажу. Вот это самое, чего ты давно ждал».
