Лакшин критично скривился, но пояснил:
— Виталич секундомер забыл захватить. Отправил за ним.
— У-у, — протянула Даша многозначительно и опять завозила тряпкой по стеклу.
Интерес исчерпан, вопросов больше нет.
Секундомер лежал на одном из столов, трудно не разглядеть, не заметить, но Лакшин почему-то прошёл мимо, направился к шкафу, стоящему возле окна, хотя в том хранились какие-то папки с бумагами, методички и учебники (пока мыла дверцы, Даша хорошо рассмотрела). Подошёл, привалился к нему плечом, произнёс деловито:
— Это даже хорошо, что ты мне попалась.
— Да что опять? — выдохнула Даша с досадой, развернулась. — Я ж тебе устроила с Ульяной встречу. Практически с глазу на глаз. Я даже, когда гулять пошли, отвалила, чтобы не мешать.
— Ага, с глазу на глаз. — Лакшин иронично хмыкнул. — И с Юриком. Ты думаешь, достаточно единственного раза?
— Да, так и думаю! — убеждённо заявила Даша. — Что у тебя всё получается с первого захода, и даже десять Юриков не проблема. Точнее, раньше думала, но…
Договорить ей Лакшин не дал, изрёк назидательно и глубокомысленно:
— Теперь я понимаю, почему у тебя самой парня нет.
Даша опять отвернулась к окну, ткнула тряпкой в стекло, но, конечно, больше для того, чтобы, не сдерживаясь, состроить дурацкую дразнящую рожу, выразив своё истинное отношение и к словам, и к тому, кто их произносил, а потом добавила независимо и невозмутимо:
— А, может, мне сейчас никто и не нужен? Да и выбирать особо не из кого.
— Ну-ну. Так всегда говорят, если…
Даша резко повернула ручку, распахнула раму, толкнула от себя.
Вот зачем Лакшину именно в этот момент понадобилось отлипнуть от шкафа и двинуться в её сторону? Переживал, что не доплюнет ядом? И разве она виновата?
24
В общем — они неожиданно встретились: оконная рама и Лакшинский лоб.
Рама в ужасе дрогнула, гулко бомкнула стеклопакетом. Лакшин тоже что-то сказал — Даша толком не разобрала за грохотом, хотя точно определила, что непечатное — отшатнулся назад, схватился за лицо руками. Даша и сама охнула от неподдельного испуга.
Вот честно, она совсем ни на что не рассчитывала, распахивая окно, и уж тем более на подобное.
— Дань! Даня! — она отбросила тряпку, торопливо присела, спрыгнула с подоконника. — Извини! Я случайно. Очень больно?
— А ты как думаешь? — сердито пропыхтел Лакшин из-под ладоней.
Судя по грохоту, досталось ему и правда неслабо.
— Ну я действительно не нарочно, — повторила Даша раскаянно, подступила ещё ближе. — Дай посмотрю. Чего там у тебя?
Лакшин по-прежнему прикрывал лоб, и Даша на самом деле начала волноваться. Но крови вроде не видно, если только большая шишка.
— Убери руки. — На этот раз она ухватила его за запястья, попыталась отвести ладони от лица. — Лакшин! Ну что ты как маленький?
Он поддался, убрал руки, даже немного наклонился вперёд, прикрыл глаза, а Даша потянулась вверх.
Ужасного или хотя бы малость впечатляющего она не увидела: просто не слишком яркая красная полоска поперёк лба, начинающаяся от левой брови.
— Ничего, — констатировала бодро. — Ни шишки, ни синяка, ни царапины. Только немного покраснело, но это быстро проходит.
— Точно? — переспросил Лакшин с интонациями, которые, как ни странно, выражали вовсе не недоверие, а, скорее, разочарование в столь скромных последствиях. Или Даше показалось?
Она осторожно дотронулась до Лакшинского лба, провела подушечками пальцев вдоль брови. Исключительно желая убедиться, что в действительности не только ничего не видно, но даже ничего не чувствуется. Подтвердила уверенно:
— Точно. Совсем ничего. — Добавила иронично: — Не волнуйся, не пострадала твоя красота. — И опять провела пальцами, только уже в обратном направлении, прижав их немного плотнее.
Чуть неровная нежная кожа, разгорячённая от удара и, наверное, ещё из-за физкультуры, короткие мягкие волоски, от которых слегка щекотно. Взгляд сам собой скользнул вниз, по едва заметно подрагивающему веку, тёмным ресницам, щеке, губам.
Те шевельнулись, и тут же распахнулись глаза, совсем-совсем близко блеснули золотистые искры.
— Ты меня по имени назвала, — негромко, но значимо сообщил Лакшин.
Даша опустила руку, пожала плечами.
— Это просто от испуга. И чего тут особенного?
Может, Лакшин и объяснил бы про особенное, во всяком случае Даша подумала, будто он собирался что-то сказать. И она бы послушала — любопытно же. Но тут дверь резко распахнулась, и в тренерскую ввалился Николай Витальевич. Застыл, недоумённо приподняв брови, протянул:
— Та-ак! Я не понял. Что тут происходит? — он развёл руками, помотал головой. — Лакшин, ты вроде как за секундомером отправился, а не Чернавиной помогать.
— Он и не помогал, — вмешалась Даша. — Я его случайно… створкой…
— Створкой? — переспросил физрук и тут же назидательно воскликнул: — Ну правильно! Секундомер не на окне, а на столе лежит. Нечего лезть куда не надо. Вы же технику безопасности проходили? Вот! Не играй с огнём, не стой под стрелой, не мешай маме мыть раму, — выдал он патетичной скороговоркой, потом вздохнул и заботливо напомнил: — Если что, у нас аптечка есть. А в ней перекись, пластырь, бинт, нашатырь и валерьянка.
— Не надо аптечку, — возразила Даша. — Всё в порядке.
— Вот и отлично! — удовлетворённо заключил Николай Витальевич, подойдя к столу и забирая с него секундомер, скомандовал: — Лакшин, вперёд! Пока ещё жив. Стометровка сама себя не пробежит. А ждать до бесконечности мы тоже не можем. Пара не резиновая. Сами ныть начнёте, что у вас там ещё что-то дальше, что вы устали и хотите домой к бабушкиному борщу и котлетам.
Лакшин смиренно протопал к выходу, физрук за ним следом, только уже в дверях обернулся, кивнул Даше:
— А ты, Чернавина, мой, мой. Только с подоконника не свались.
— А с чего мне с него сваливаться? — удивилась она.
