Даша не возмутилась, не разозлилась, не обиделась, даже на эту его самодовольную улыбку. Она ведь сама поступала ничуть не лучше. Точнее, абсолютно так же. И ещё — всё-таки очень приятно, что ради неё он придумал такой вот способ. Не стандартно-банальный: подарочки-цветочки-конфетки, якобы случайные встречи, набившие оскомину ужины при свечах. И не мерзотно-подлый, когда обращают на себя внимание тем, что для начала основательно гадят, нарочно унижают, насмехаются, цепляют, достают или заявляют безапелляционно «Всё равно ты будешь моей», типа такие неотразимые и дерзкие и не принимают возражений.
И — чего уж там? — теперь-то можно честно признать, не ограничивая чувства жёстким контролем, не притормаживая их излишней рассудительностью, не убеждая себя, что смысла всё равно нет. Или как там сказал Валера? «Ты, конечно, можешь не верить, если тебе так удобней». Да, раньше действительно было удобней — отрицать. Для себя и для всех. Но ведь это правда: она к Лакшину тоже неравнодушна. Очень даже неравнодушна. Может, даже очень-очень. И на самом деле не станет она спать с тем, кто ей по-настоящему безразличен и, тем более, неприятен. И все эти желания ударить, толкнуть — на самом деле повод прикоснуться.
Ей и сейчас хочется придвинуться к нему ближе. И одновременно не хочется, потому что это окажется слишком неподконтрольным, если случится. И она ещё не совсем уверена, что ей действительно надо — с ним, что притяжение тел настолько достаточный повод.
— Вот всё-таки это несправедливо, — внезапно выдал Лакшин. — А как же традиции?
— Ты о чём? — уточнила Даша.
Похоже, она опять слишком глубоко погрузилась в собственные мысли и ощущения и опять что-то пропустила. Или у Лакшина, как всегда, внезапно вылезла какая-то невероятная идея.
— Обычно же как считают? Если хорошей девушке приходится выбирать между плохишом и нормальным парнем, девяносто девять процентов из ста, что она отдаст предпочтение плохишу. А твоя подруга…
Так и есть, Ульяна входит в тот редкий один процент, а исключения только подтверждают закономерности. Но ведь и Лакшин не такой уж плохиш. Конечно, правильным или однозначно положительным его тоже не назовёшь. Он просто — такой какой есть, без точной идентификации. Одним словом — Лакшин. И к чему он вообще о подобном заговорил? Никак не сойдёт с прежнего курса, опять пытается зацепить упоминанием о другой?
Даша хмыкнула.
— А ты не по ней оценивай, а по мне.
— По тебе не выйдет, — возразил Лакшин. — Ты тоже на хорошую девушку не очень-то тянешь. Вот если б ты Юрика выбрала, я бы удивился.
— А он мне, между прочим, нравится, — заявила Даша.
— Ну, мне тоже много кто нравится, — кивнул Лакшин. — Как человек. И… — он запнулся, сосредоточенно свёл брови. — Подожди-подожди! А что мне по тебе оценивать? Типа я всё-таки могу рассчитывать?
Даша наморщила нос, сжала губы.
— А ты будто уже не рассчитываешь?
Он опять самодовольно улыбнулся, прищурился.
— Ну, давай тогда тоже что ли… за ручку подержимся.
— За ручку? — озадаченно повторила Даша.
Лакшин — за ручку? Что это с ним? Или это она его настолько запугала, что он теперь даже разрешения спрашивает? Или опять троллит? Даже сейчас. Ну-ну.
И к чёрту страхи! Пусть даже будет неуправляемо. Да и, как выяснилось, девушка она не такая уж хорошая.
Даша действительно придвинулась к нему, заглянув в глаза, протянула руку, дотронулась до спины. Её ладонь застыла на мгновенье, потом скользнула вниз и оказалась в заднем кармане джинсов. Лакшин тихонько дёрнулся, стиснул пальцами край подоконника, выдохнул осуждающе:
— Ну, ты… ты бы хоть заранее предупредила. А то ведь… я мог и не проконтролировать. От неожиданности.
— И чего? Прямо вот так, от одного прикосновения?
— Ну, ты думай, чего касаешься.
А чего она действительно касалась? Под подушечками пальцев оказалось что-то гладкое и, кажется, шуршащее. Квадратик бумаги? Нет. Даша вытянула находку на свет. Упаковка. Индивидуальная. Блестящая и действительно слегка шуршащая.
— А ты всегда во всеоружии.
— А разве плохо? — невозмутимо откликнулся Лакшин, но затем всё-таки добавил: — Хотя по правде я даже не помнил, что он тут лежит.
— Ладно, не оправдывайся. И это действительно не плохо.
Она вернула упаковку на место, назад в карман. На этот раз Лакшин не дёрнулся, зато ухмыльнулся:
— Тебе так нравится меня лапать?
— Не всё же тебе всех лапать, — высказала Даша, подумала и произнесла: — Нравится. — И заключила: — Ну ладно, я домой.
Лакшин изумлённо вскинул брови:
— А я?
Даша подхватила с подоконника сумку, шагнула в сторону.
— Откуда я знаю, куда ты собирался.
— Да-аш, — протянул Лакшин, нагоняя, — проводить-то хоть можно?
— А разве тебе не в другую сторону?
— А разве другие существуют? По-моему, только одна. Та, где ты.
Вот же зараза! Даша плотно сжала губы, чтобы те сами по себе не расплылись в широкую блаженную улыбку. И, кажется, она тоже сейчас растечётся безвольной розовой лужицей.
39
Нет, гулять они не пошли, вообще никуда не пошли, исключительно, как говорилось — до дома. И теперь стояли возле Дашиного парадного. Точнее, задержались на минутку, чтобы попрощаться.
— Пока.
— Даш, — выдохнул Лакшин с лёгким укором.
— Мы остановились на том, что ты можешь рассчитывать. Всё. Больше я ничего не обещала.
— Даш, ну…
Она увернулась от его руки, отступила на шаг, повторила:
— Пока, — и уверенно двинулась к дверям.
Лакшин не бросился вдогонку, так и торчал на месте, раз за разом произнося её имя. Она оглянулась на секундочку — ещё и руки в карманы засунул. Нахально щурился и звал.
— Ну, Да-ша.
Ну ладно.
Она развернулась, торопливо подошла, положила ладонь ему на грудь, потянулась вверх, коснулась губами его губ, легко и коротко, и сразу отпрянула, устремилась почти бегом назад к крыльцу. И больше не оглядывалась, не останавливалась. На ходу нащупала в сумке ключи, распахнула дверь, ввалилась в подъезд. Дальше — лифт, нужный этаж, квартира, комната. Даша зашла в неё и застыла.
