Он поймал её за руку, притянул к себе, так что Даша оказалась между его колен, обхватил, а она запустила пальцы ему в волосы, взъерошила, стёрла со щеки след от пастели и спросила:
— Ты, что? Ревнуешь?
Лакшин запрокинул голову, поинтересовался насуплено:
— А что тут такого?
— Ну-у, — недоумённо протянула Даша, — считается же, что ревнуют от неуверенности. А разве к тебе это отношение имеет?
Лакшин прицельно прищурился.
— А ты вот никогда не ревновала?
Она честно задумалась.
К той странной девочке, про которую он рассказал, Даша почувствовала жалость и лёгкое неприятие, а до девиц, которые раньше крутились рядом с ним, ей просто не было никакого дела. Ну, мало ли, что происходило когда-то? Она же тоже не шарахалась от мальчиков, не сидела безвылазно дома вся такая невинно-нецелованная, не хранила девственность для неведомого принца своей мечты.
И как вообще проявляется ревность? Если Даша понятия об этом не имеет, то, наверное, потому что действительно никогда не ревновала. Если только посчитать тревожащие её время от времени необъяснимые сомнения в их отношении друг к другу. Но остальные тут абсолютно ни при чём, а ведь ревнуют обычно к кому-то.
— Вроде нет.
Лакшин хмыкнул, мотнул головой.
— И кто из нас слишком самоуверенный?
— Ну, я не виновата, — раскаянно пробормотала Даша. — Наверное, у меня просто характер такой. Да-ань! — Она почувствовала, как одна его ладонь, лежащая на задней стороне её ноги немного выше колена, сдвинулась с места, медленно поползла вверх. — Но, если это настолько для тебя важно, я попробую. — Ладонь поднималась всё выше и выше, а Даша прилежно перебирала: — Что там полагается делать? Устраивать сцены? — Она резко отпрянула, вырываясь из его рук, выкрикнула сердито: — Лакшин! У тебя совесть есть?
Он поначалу растерялся, уставился удивлённо.
— Даш, ты чего?
Она возмущённо выдохнула, раздувая ноздри:
— А ты не понимаешь? — сдёрнула с кровати подушку и швырнула в него. Легонько. Пока ещё.
Он догадался.
— А! Даш, так ты… — поднял подушку с пола, сжал в руках. — Сейчас-то зачем?
— Тренируюсь. На будущее. — Торопливо пояснила Даша, ухватила подушку за угол, потянула на себя, но он не отдал. Тогда она стащила с кровати вторую. — Лакшин! Как ты мог? Ведь я же… — Замахнулась. — А ты! С ней!
— Да с кем «с ней»? — воскликнул он, на всякий случай слегка прикрываясь оставшейся у него подушкой.
Даша возопила патетично:
— Так, значит, всё-таки она была? — и швырнула в него свою, потом ещё удачно попавшуюся под руку футболку.
Завертела головой, высматривая ещё чего-нибудь подходящее, что можно метнуть, не разбив и не поломав, но, главное, действительно не причинив боль. Вовремя заметила ещё одну подушку, лежащую в рабочем кресле. Такую маленькую и миленькую, только что не в виде сердечка, явно подаренную какой-нибудь восторженной поклонницей. Даша устремилась к ней, подхватила, ринулась назад. Вблизи сложнее промахнуться.
— Как ты мог? Лакшин!
Кажется, она повторяется? Не работает у неё фантазия по части скандалов. Но наплевать. Тут же главное не смысл, а экспрессия.
Лакшин опять прикрылся подушкой.
— Ну хватит уже! Даш! Прекращай!
— Нет! — выкрикнула она решительно и гордо. — Я не могу остановиться на полпути! Я должна научиться! Чтобы всё получалось, как надо!
Лакшин резко подскочил с кровати, шагнул ей навстречу, она не успела ударить его подушкой. И увернуть не успела. Он поймал её, сгрёб в охапку.
— Дашка, прекращай!
Стиснул, пальцы слишком сильно впились в бок под рёбра, и стало невыносимо щекотно. Даша взвизгнула, затрепыхалась, давясь смехом, но всё-таки сумела гневно и требовательно прокричать:
— Отпусти меня быстро! Руки убери! Да как ты смеешь меня трогать? После всего!
Какой же он сильный! Нифига не вырваться. Словно она в тисках. Отбивается, дёргается, а никакого толку, только опять щекотно. Лакшин легко её приподнял, уронил на кровать, навалился сверху, посмотрел свысока. Но ей почему-то стало хорошо и тепло от этого взгляда, от этой тяжести. Нет, даже жарко. И рубашка теперь мешала, и очень хотелось, чтобы он побыстрее наклонился, прикоснулся к губам. Очень-очень. Она даже не выдержала, позвала беззвучно:
— Дань.
И зажмурилась. Потому что как всегда, хотелось не видеть, хотелось ощущать.
43
— По-моему, это ненормально, — пожаловалась Даша, вопросительно глянула на сидящую перед ней Ульяну. — Мы либо ссоримся… то есть не совсем ссоримся. В общем, ты же в курсе, как мы разговариваем. Либо не вылезаем из постели. И всё, больше ничего.
— Почему ненормально? — воскликнула подруга, убеждённо предложила: — Со временем немного успокоитесь. Мне кажется, вначале всегда так бывает.
— Как раз, вначале всегда бывает по-другому, — с не меньшей убеждённостью возразила Даша. — Возьми хотя бы вас с Юрой. Нормальные люди гуляют вместе, на свидания ходят. А у нас… — она критично поджала губы, договорила с негодованием: — даже если свидание, всё равно оно заканчивается в его кровати. Иногда даже не успев начаться. По-твоему, это правильно?
— Да-аш, — протянула Ульяна, улыбнулась иронично, но доброжелательно. — А ты что от меня ждёшь? Чтобы я сказала: «Ай-ай-ай! Так нельзя. Больше так не делайте!» Ну мне не трудно, я скажу. И это поможет? Вы правда не будете делать?
Не поможет, конечно. И будут. Потому что, если Лакшин рядом просто нестерпимо тянет прижаться к нему, дотронуться. А если дотронешься один раз, а затем второй, потом уже не получается остановиться. Заходишь всё дальше и дальше. И мало. Всегда мало. И у него, похоже, абсолютно так же.
— Но ведь у всех и не должно быть одинаково, — продолжала Ульяна. — Зачем ты сравниваешь? Ведь у нас с Юрой всё постепенно развивалось. А у вас… — она опять улыбнулась. — Это же с первой минуты понятно стало, что вы идеально друг другу подходите.
