‒ Я же тебе вроде говорил, у меня папа военный. Хотел, чтобы я по его стопам пошёл, вот и воспитывал соответственно. В суровом солдатском духе. Я же после школы в военное поступал, но профотбор не прошёл. Точнее, спецом завалил. Ну не моё это. А потом уже без вариантов ‒ в армию. Отслужил, так папа более-менее успокоился, отпустил на всё четыре стороны. А ещё у меня сестра. Старше на семь лет.
‒ А сестра при чём? ‒ Саша сдвинулась на шаг, привалилась к столу.
‒ Ну-у, ‒ со значением протянул Костя, ‒ у нас с ней были идеальные отношения: я её доставал, она меня лупила. Пока разница в весовых категориях позволяла. Потом уже тоже просто доставала. Зато она и на папу надавила, чтобы тот отстал от меня с военной карьерой. Потому что сама служит. Правда, в полиции.
‒ Ты и сейчас спецом?
‒ Что?
‒ Зубы мне заговариваешь.
Он не видел себя со стороны, не понимал насколько неубедительно выглядит эта игра в легкомысленность и беззаботность, и это выражение бравады на лице в оформлении ссадины над бровью, ободранного подбородка и разбитых губ. Их мнимая естественность не успокаивала, а вынуждала волноваться только сильнее. И чувствовать себя виноватой. Именно потому что Костя слишком старательно пытался уверить в обратном, повторяя в разных вариациях:
‒ Саш, ну вот чего ты опять? Ну, правда же ‒ ерунда. И с чего ты вообще взяла, что это как-то связано с тобой?
Саша прекрасно понимала, как отреагирует Костя на её правду, но не стала скрывать. Она сразу решила, что всё расскажет, потому выговорилось достаточно легко, почти что вырвалось само:
‒ Герман позвонил.
Костя застыл, стиснул зубы, взгляд стал тяжёлым и сумрачным, но она всё равно продолжила, немного переиначив следующие фразы:
‒ Спросил, всё ли с тобой в порядке. Ну не просто же так.
‒ Откуда он взял твой номер?
‒ Не знаю. Действительно не знаю. ‒ Упоминать версию про Дину Саша даже не стала. Это точно враньё. Если только Герман сам влез в её телефон, пока та не видела. ‒ И я так не могу. Делать вид, что ничего не происходит. Как ты, только прикалываться и отшучиваться. Не могу считать, что это ерунда, не обращать внимания. А если он опять? И опять. А если дальше будет только хуже?
Костя посмотрел пронзительно, настороженно. И угадал.
‒ Ты что-то хочешь предложить?
Саша сглотнула, незаметно стиснула кулаки и произнесла:
‒ Может, нам пока… не встречаться.
Глава 15
Произнести оказалось трудно, а сделать, наверное, будет ещё труднее. Но разве это не выход? И Мила то же самое имела в виду, особенно когда добавляла «Если ты его действительно любишь».
Если действительно любит, то защитит, как бы тяжело это не далось. Потому что, Мила права, если бы не она, не Саша, ничего бы с Костей не случилось. И больше не должно случиться.
Он ведь недаром настаивал до последнего, что была обычная драка с кем-то неизвестным. И даже когда убедился, что она обо всём знает, даже после того, как Саша честно выложила про звонок, прекрасно понимая, насколько сильно его заденет подобное признание, упрямо не желал говорить о том, что произошло между ним и Германом.
Значит, действительно существовала весомая причина молчать, не посвящать её. Чтобы она… не переживала? не волновалась? не боялась?
Да, Мила опять права. Вряд ли Герман остановится, если втянул даже Варю, и Саша это прекрасно понимала, только вот Костя не хотел понимать.
‒ Почему? ‒ поинтересовался он хмуро. ‒ Не встречаться.
‒ Просто для вида, ‒ пояснила Саша.
‒ А смысл? Что это даст? Он меня больше не тронет? ‒ Костя резко поднялся со стула. ‒ А ты? Хочешь остаться с ним один на один? ‒ но так и не сдвинулся с места, застыл рядом, сжимая пальцами спинку. ‒ Или… подожди… Я тут всё о себе, а вдруг ты действительно хочешь. Остаться с ним. Он ведь круче. А я ‒ кто?
И в интонациях, и во взгляде мелькнула неприязнь.
А если ухватиться за это его предположение, подтвердить, ещё и добавить что-нибудь обидное, типа: «Ну конечно. Я рада, что ты сам всё понял, и мне даже не пришлось объяснять. Где ты, а где он? Разве не очевидно, кто предпочтительней?» И уговаривать не придётся, подбирать доводы, и получится не для вида, а по-настоящему. Костя сам выставит её за дверь, и больше не подойдёт, не вспомнит, найдёт утешение у верной подруги Милы. А та уж о нём позаботится, всё сделает для того, чтобы он не страдал.
Ну да, самое то. Как там удачно придумалось?
Саша глубоко вдохнула, чтобы выдать на выдохе «Конечно. Я рада…», но Костя, оттолкнув стул, за секунду преодолел несколько разделявших их шагов, ухватил её за плечи, уставился прямо в глаза.
‒ Чёрт, Сашка. Только не говори, что так и есть. Я всё равно не поверю. Всё равно буду считать, что из-за меня. Не переубедишь. Не дождёшься. Думаешь, я оставлю тебя одну?
Она совсем не хотела оставаться одной, точнее, один на один с Германом, но ‒ разве у неё был выбор?
‒ Да я лучше сдохну, чем допущу, чтобы ты… из-за меня… с ним…
Вот именно. Вот именно! «Лучше сдохну» ‒ этого она хотела ещё меньше. А Костя произнёс негромко, но твёрдо:
‒ Даже не думай. Поняла? ‒ Он подцепил пальцами её подбородок, чуть запрокинул голову. ‒ Ты поняла? ‒ Но смотрел уже не в глаза, а на рот, словно желал не только услышать, но и увидеть, произнесённое ею «да», поймать, ощутить. Указательный палец скользнул вдоль по её губам. ‒ Сашка! ‒ Голос чувственно дрогнул, а ещё, наверное, нетерпеливо.
Ладонь спустилась по шее вниз. Костя ухватил бегунок молнии, расстегнул Сашину куртку, снял, взялся за подол кофты, потянул вверх. Саша остановила его, отодвинулась. Он глянул насуплено.
‒ Ты не хочешь?
‒ Не в этом дело. Просто…
‒ Считаешь, не время? Да плевать. А я хочу. Именно сейчас. Другое дело, если ты действительно против. Тогда не будем. А всё прочее ‒ по фигу.
