Глава 16
После занятий Костя остался в полном одиночестве. Ошмарин направился отрабатывать прогул по физре, потому что тянуть дальше стало уже некуда ‒ без полного набора зачётов к сессии его не допустят. И все остальные быстро разбрелись по своим делам, точнее, долгам, только у Кости никаких особых планов на сегодня не нашлось. Может, и к лучшему.
Он не спеша двинулся на выход и почти у самых дверей наткнулся на Милу Уласову. Непонятно, чисто случайно или она его специально поджидала. Последнее он тоже не исключал.
‒ В общагу? ‒ спросила Мила.
‒ Угу, ‒ подтвердил Костя.
А значит, можно пойти вместе, и Уласову это более чем устраивало, а его… Он бы предпочёл, чтобы этой встречи не произошло. После того, как понял настоящую причину, Милино вечное присутствие поблизости начало тяготить. И без этого как-то всё… слишком непросто. Хотя ж не повод говорить ей: «Отвали. Я лучше пойду один».
Направились, само собой в сторону остановки, сначала вдоль по улице, потом через сквер возле другого университетского корпуса, Сашкиного, и уже почти подходили, наверное, метров сто оставалось. Мила что-то там болтала на ходу, Костя не вслушивался, кивал, не заботясь, в тему или нет, смотрел то по сторонам, то вперёд.
Пафосную серебристо-серую тачку он почему-то заметил в первую очередь, а рядом хозяина, а вот самое главное разглядел не сразу. Наверное, потому что ну никак не ожидал обнаружить там ещё и Сашу. Она стояла возле передней двери или, точнее, садилась. И этот ‒ сразу следом забрался внутрь. А Костю пригвоздило к месту, ноги налились неподъёмной тяжестью, да и весь словно закаменел, челюсть свело оттого с какой силой стиснул зубы, и больше не чувствовал, как ни странно, больше вообще ничего не чувствовал.
Он дёрнулся, пытаясь сбросить с себя ступор, а Мила, похоже, подумала, что он собрался рвануть за отъезжающей тачкой. Она же тоже всё видела и уж кого-кого, а Сашу не могла не узнать, и сразу вцепилась в него, пытаясь удержать, выдала жалостливой скороговоркой:
‒ Костя! Не надо! Не унижайся! И так ведь всё ясно.
Её слова отдались острой зубной болью.
‒ Что ясно? ‒ Костя поморщился, глянул на стискивающие его локоть побелевшие от напряжения девичьи пальцы. ‒ И отпусти уже. Не собираюсь я никуда бежать.
Уласова послушалась, чуть отстранилась, но продолжала внимательно наблюдать, словно стремилась заранее предугадать каждое его движение. А Костя, глядя вслед скрывшемуся за поворотом автомобилю, вытащил мобильник из кармана.
Саша ответила, не сразу, но ответила, своим обычным коротеньким «Да», и не было в нём ничего настораживающего, ничего особенного. И он даже одно мгновение думал, что ошибся, обознался, и там у машины была не она. Но всего лишь одно мгновение.
‒ Привет! ‒ изо всех сил стараясь казаться спокойным, произнёс Костя. ‒ Ты где сейчас?
Дебильный вопрос ревнивого придурка. Но ведь так и есть.
Короткая пауза перед ответом, тоже вроде бы обычная. Или всё-таки чуть длиннее? Он не мог оценивать адекватно. А следом сдержанное и какое-то чересчур мягкое, как в обращении с тяжело больным:
‒ Извини. Я не могу пока разговаривать. Потом. Хорошо? Я сама позвоню.
И фоном тихий, но легко различимый шум двигателя, звуки дороги, долетающие через приоткрытое окно.
Костя не сдержался, скрипнул зубами.
‒ Когда потом?
Но Саша уже отключилась.
Он убрал от уха телефон, посмотрел на него с неприязнью, борясь с желанием перезвонить, а если она не ответит, перезванивать снова и снова, но всё-таки добиться ответа, а главное, заявить, он прекрасно знает, где Саша и с кем. Что она тогда скажет?
‒ Ну вот видишь! ‒ раздалось рядом.
Мила ‒ а он уже успел забыть о её присутствии за прошедшую минуту ‒ смотрела встревоженно и преданно, разделяла его возмущение, его смятение. Она всегда рядом, если что-то случалось. И как у неё получалось угадывать? Ни звать её не надо, ни вызванивать. Вот она ‒ только руку протяни.
Да даже это ни к чему. Она и так всё понимала.
Сама придвинулась ближе, с любовью и заботой заглядывая в глаза, положила ладони на грудь, погладила ласково, произнесла вкрадчиво:
‒ Костя. Костенька. Не надо, не переживай так. Я представляю, что ты сейчас чувствуешь. Очень даже представляю. Я знаю, что это очень тяжело, но всё равно.
Губы аккуратно шевелятся. А его так крутит, так распирает изнутри, что еле удаётся сдерживать дрожь в руках. Но эти лёгкие движения завораживают, хотя он понятия не имеет, о чём она говорит, просто слышит звук, нежный, приятный, умиротворяющий. И тот притягивает, словно песня волшебных сирен, обещает успокоение.
Кто из них первым потянулся, трудно сказать. Скорее всего, оба одновременно. Только Костя вдруг почувствовал своими губами её губы, впился в них со злостью, с отчаянием. Но тут же очнулся. Потому что ‒ не то. Не та. Не выйдет заменить, даже на несколько секунд.
‒ Прости, ‒ выдохнул отступая. ‒ Слушай, Мил. Прости.
Опять он целовал её вместо Сашки. Ну нельзя же так с девушкой!
Но Мила не желала отпускать, опять цеплялась за него, бормотала без остановки.
‒ А я не буду прощать. Потому что не за что. Потому что ‒ не случайно. И ты сам понимаешь, что не случайно, что правильно. Сам понимаешь, что эта Саша, она не для тебя. Даже если сама она по-другому говорит, не верь. Ты же всё видел. Какая она двуличная. И с тобой, и с ним. Ей не чувства нужны, а деньги, благополучие. Забудь про неё. Она всё равно тебя бросит. А вот я так не поступлю. Никогда. Никогда тебя не брошу. Даже если будешь думать о другой. Я подожду, я перетерплю.
Какой же бред она несёт. Словно зачитывает вслух монолог из дешёвого любовного романа. Зато под влиянием нелепости и глупости её выспренних фраз у самого мозги немного прочистились, и ревность эта дикая уже не настолько взгляд застилала.
Ну не станет его Сашка обманывать, не станет. Он не в ней не уверен, в себе. Оттого и бесится. И в этом не уверен ‒ уроде. Тот же мог пригрозить, заставить, вот она и согласилась. Она ведь уже предлагала расстаться для вида, лишь бы с Костей ничего больше не случилось.
