Но Глеб, кажется, так не считал. Чуть сдвинулся в Алёнину сторону, протянул руку, коснулся её щеки, упёрся большим пальцем под подбородок, приподняв его, а потом потянулся сам.
Неужели случится? Спустя столько лет. То, что когда-то она так мучительно, так отчаянно ждала и желала. А взгляд словно приклеился к его губам, и слишком волнительно, даже сердце частит и дыхание сбивается, и чувствовать начинаешь гораздо раньше, чем оно произойдёт.
Она бы что угодно отдать за его поцелуй. Что угодно, не раздумывая. Раньше. Но не теперь. И когда до касания оставалось совсем немного, Алёна упёрлась ладонью Глебу в плечо, отталкивая его прочь.
– Чёрт! Решетников! Ты в своём уме? Ты думаешь, я и сейчас поведусь, растаю? Да после той девицы… Только дело даже не в ней. Хотя и в ней тоже. Я не… – Она не стала договаривать, в очередной раз растолковывать, объяснять, торопливо распахнула дверь. – Всё, я пойду. – Выбралась из машины. – Спасибо, что подвёз. – И тут же отвернулась, заспешила к подъезду, не прощаясь.
Потому что «Прощай» звучит выспренно и нелепо, «Пока» – слишком легкомысленно, а «До свидания»… Ну уж нет уж. Пока точно никаких свиданий. Но и никаких звуков поблизости помимо стука её каблуков: ни шума мотора, ни шороха шин по асфальту.
Почему Глеб не уезжает? Чего ждёт? Неужели предполагает, что она передумает, вернётся? Но почему бы тогда ни выйти из машины, ни окликнуть? Ей всё нужно сделать самой? Чтоб потом он мог спокойно сказать: «Я рад, что так получилось».
А если и правда – стоит вернуться. Если в этом действительно есть смысл. Ведь у Алёны наверняка, в отличие от той другой, получится отобрать Глеба у Лили. Пусть даже с опозданием на много лет. Ну и что? Считают же: лучше поздно, чем никогда.
34
Пары закончились. Дима стоял в коридоре третьего этажа, дожидался Ксюшу, смотрел в окно. Ну а что ещё делать, когда ждёшь? Хотя и за окном ничего особо интересного: в далёкой перспективе дома, улица, чуть ближе сквер с чётко вычерченными скелетами деревьев, ну и совсем рядом – места для парковки со стоящими на них машинами.
В основном – иномарки, плюс одинокая подмазавшаяся к ним Лада Калина. Рядом с ней пристроился Hyundai. Santa Fe. Точно такой же как у отца, даже цветом. Тоже тёмно-серый.
Или не точно такой же? В смысле – это он и есть, отцовский. Сумрачно, стекло бликует и водителя не разглядеть, хотя тот сидит в машине. Но совершенно непонятно, чего папе могло здесь понадобиться. Если бы опять был рядом, захотел подвезти, давно бы позвонил.
Дима достал телефон. Ни одного пропущенного звонка. Так что, скорее всего, это не папа. Ведь тачки одной марки и одного цвета лицами не отличаются, все одинаковы, сразу не определишь: своя или чужая, если не видишь каких-то мелких примет.
А номер? Дима прищурился, даже приблизился к окну, но всё равно не получилось разобрать. Да и не понадобилось. Дверь распахнулась, водитель высунулся, замахал кому-то рукой, и сразу все сомнения исчезли.
Действительно папа, он самый, действительно заехал, только не за ним, не за Димой. А тот, кого он ждал, уже приближался к машине.
«Та», «приближалась» – так будет точнее. А если уж совсем точно – Алёна. Игоревна.
Почему? Зачем?
Кажется, кто-то подошёл, остановился рядом, ещё и взял за локоть. Дима раздражённо тряхнул рукой, пытаясь сбросить чужие пальцы.
– Дим. Ты чего?
Он не успеет спуститься вниз, выскочить из здания. Даже если бегом. Они уедут раньше. И всё что ему останется – торчать на парковке и смотреть вслед. Ещё и рука эта, по-прежнему теребящая его локоть.
Он не глядя ухватил её: не получилось стряхнуть, попытался отцепить.
– Ди-им! – прозвучало громче, прорвалось в сознание не просто звуком, но и смыслом.
Дима резко развернулся, разглядел, выдохнул отрешённо:
– А, Ксюш! Это ты?
– Ну кто же ещё? – улыбнулась Ксюша, всмотрелась внимательнее в его лицо, поинтересовалась озадаченно: – Ты что-то там увидел? – И тоже уставилась в окно.
Но тёмно-серый Hyundai уже выворачивал с подъездной аллеи на шоссе, и она вряд ли обратила на машину внимание, пыталась рассмотреть что-нибудь поблизости. А там уже…
– Нет, ничего. Не увидел. Задумался просто и не заметил, как ты подошла.
Но Ксюша ещё несколько секунд внимательно изучала вид за окном. Правда ничего интересного так и не нашла и, снова переключившись на Диму, произнесла:
– Идём.
– Куда?
Машину им всё равно не нагнать, не узнать, куда та поехала.
– Домой, – пояснила Ксюша. – Но, если хочешь, можно куда-нибудь. Или погуляем немножко.
– Погуляем? – Диме пришлось повторить, чтобы вникнуть, слишком уж отвлекали собственные мысли. – Ладно. Хорошо. Как скажешь, – закивал он, но Ксюша почему-то насторожилась.
– Дим, что-то случилось?
– Нет. С чего ты взяла? – он постарался придать лицу выражение беззаботности, не выказать раздражения, которое становилось всё сильнее.
Ну вот чего ей надо? Лучше бы и дальше воспитывала Ростика. Раньше ведь как-то обходилась без Диминого ежесекундного присутствия рядом. А теперь – мало того, что встречались, что редкие вечера проводили не вместе, Ксюша и в универе постоянно старалась оказаться поблизости. А при возможности, контактировать вплотную – дотрагиваться, прижиматься, держать за руку.
Ну, хорошо, за руку так за руку. Так даже удобней. А то бы, пока гуляли, ещё случайно потерял её на улице, не заметив, что она остановилась, отстала или ушла вперёд. От касания её пальцев, сжимавших его ладонь, было даже немного спокойнее. Они словно сдерживали бушевавший внутри него ураган из мыслей и эмоций, не давали тому разрастись до непозволительных пределов, вырваться наружу.
Когда становилось совсем невозможно, Дима просто смотрел на Ксюшино лицо, следил, как ветер осторожно перебирает светлые волосы, как красиво двигаются губы, слушал голос, совершенно не вникая в смысл фраз. Потому что в голове всё равно упрямо вертелось одно и то же.
Почему отец приехал сюда, почему ждал. Именно ЕЁ. И ОНА вышла, села в машину. И они поехали.
Куда? Зачем? Чтобы оказаться не просто вдвоём, а спрятаться от всех остальных? У них же нет общих дел. Никаких общих дел, кроме…
Дима сильнее сдавил Ксюшины пальцы, а она, наверняка приняв это за маленькое беззвучное признание, ответила лёгким пожатием. А ведь получалось, он просто цеплялся за её руку, чтобы не завертело, не унесло окончательно от осознания, что весь тогдашний разговор – сплошное притворство с ЕЁ стороны, а не та самая гордо заявленная честность. И причина вовсе не в том, что они преподаватель и студент. Просто ОНА уже выбрала другого. Отца.
Конечно, ОНА бы ни за что не призналась, в таком, не сказала бы правду. А слова-то были какие пафосные, что-то там про профессиональные этику. Но на самом-то деле…
