Я прекрасно понимала, где и с кем можно распускать язык и, конечно, не стала бы ругаться в присутствии герцога и герцогини Виндзорских или даже рядом с Жаклин Кеннеди, а вот при Монти Клифе или Мэрилин Монро, которая и сама знаменитая матерщинница, делала это легко! Они приятели, с ними можно. Монтгомери говорил, что брань, слетавшая с моих прекрасных губ, звучала особенно утонченно.
Иногда приходилось делать это и прилюдно… Нет-нет, никто ни разу не заметил, во всяком случае газетчики не поняли, иначе какой лакомой темой это было бы для всех!
Меня постоянно окружали толпы любопытных, не всегда это были поклонники, часто именно любопытные и не совсем доброжелательно настроенные. А нужно улыбаться даже сквозь слезы. Вот тогда помогал такой прием: я само очарование, на лице улыбка, ручка приветственно помахивает и сквозь чуть приоткрытые губы с легким кивком головы налево и направо:
– Фак ю! Фак ю!
В гомоне толпы или за стеклом автомобиля слов не слышно, только улыбка и кивки. Особенно хорошо удавалось в машине или с балкона…
Впервые услышав такое, Бартон долго икал от хохота, уткнувшись мне в плечо.
Но бывают глупости просто обидные. Мне приписывали рождение ребенка уже после того, как я перенесла… частичную гистерэктомию (удаление матки)! Секрета из этой операции не делали, а потому газетные сплетни по поводу внебрачного ребенка были настоящей подлостью. Можно бы подать в суд и непременно выиграть дело с хорошей компенсацией, но я решила, что их осудит Бог, и никакие деньги не могут компенсировать нескольких часов рыданий из-за мерзостности писак.
Я с детства привыкла ко лжи о себе, научилась не обращать внимания, не слишком оберегала и детей, если их водить под прозрачными накидками, то они будут бояться собственных лиц. Не стоит, пусть лучше научатся посылать любопытных подальше.
Не сомневаюсь, что после моей смерти найдется немало моих «внебрачных детей», а также «тайных мужей», желающих присоединиться к дележу пирога из драгоценностей. И немало тех, кто будет продавать «мои секреты», утверждая, что им и только им я изливала душу на досуге.
Никогда, даже в пьяном виде Элизабет Тейлор не теряла контроля над своим языком. Если что и сболтнула, то только под наркозом во время операции (я слышала, что такое бывает).
Если ты звезда, никому и никогда нельзя открывать самые большие тайники, вчерашние друзья завтра могут стать соперниками, а сегодняшние доброжелатели, получив хорошие деньги, начать поливать тебя грязью. Очень трудно, но нужно следить за каждым своим словом, понимая, что его могут использовать против тебя. Но главное – никогда не выдавать своей неуверенности! Это же лакомый кусок для журналистов, стоит им уловить у тебя малейшие признаки сомнения в своей правоте, дожмут, заставят признаться в убийстве последнего мамонта на планете или в том, что по ночам летаешь на метле вокруг статуи Свободы.
Мой принцип: атаковать и атаковать, все или почти все произносить с вызовом, так, чтобы быстро пропало желание задавать каверзные вопросы или на чем-то ловить. Иначе нельзя, иначе завлекут в свои сети и опозорят.
Поэтому я пожелала присутствовать на интервью Опры Уинфри с Майклом. Опри девушка выдержанная, гадить не станет и после интервью, как Мартин Башир, не вывернет все наизнанку, но присмотреть не мешало. Очень жаль, что я не смогла приглядывать и за Баширом, все мои болячки проклятые, к тому же хитрый Башир снимал долго и нудно, вел себя весьма любезно, а потом вдруг раз – и наговорил чуши.
По этому поводу могу только сожалеть и ругаться, во-первых, на Башира, который поступил довольно подло, во-вторых, на самого Майкла и его помощников. Какого черта было распахивать душу и позволять ему болтать что угодно? Убаюкал, усыпил бдительность и прокомментировал совершенно очевидные факты пакостными ремарками. Но главное – не стоило потом оправдываться! Снять свой фильм – да, отдать его бесплатно на все телестудии, выпустить огромным тиражом в качестве подарка к новому альбому, заплатить за показ в лучшее эфирное время… но только не оправдываться! Если человек оправдывается, значит, он виноват – это же простая логика.
И самим снимать надо было не только Майкла, но и этого чертового Башира! И ему вопросы каверзные задавать, из него душу тянуть. Пусть бы поерзал в кресле задницей, как на горячей сковороде, узнал, что такое, когда у тебя выискивают гадости!
Вчера хохотала до колик. Одна из сиделок на вопрос, помнит ли она хоть одну мою роль, с важным видом ответила:
– А как же! Клеопатру!
– А еще? Ведь я совсем не за нее получила своих «Оскаров».
– Да, конечно! Этот… как его… «Баттерфляй» я не видела…
– «Баттерфилд, 8»…
– Да, наверное. А вот вашу Вирджинию помню отлично. Такая старая растрепа, вечно пьяная скандалистка.
– Вы имеете в виду фильм «Кто боится Вирджинии Вульф»?
– Я и говорю, вашу роль Вирджинии. Здорово вы изобразили эту Вульф, словно и правда всю жизнь пьянствовали! Ой, извините…
Я смеялась, во-первых, потому что действительно почти всю жизнь пьянствовала, во-вторых, потому что героиню в фильме зовут Мартой. Попыталась задавать вопросы и другим и выяснила, что почти все считают, что я играла Вирджинию Вульф, мало кто помнит Марту.
Сцена, вернее, съемочная площадка, и жизнь – это одно и то же или нет? Вообще-то не должно быть, но так случилось, что у меня эти два понятия совершенно переплелись. Я не мыслила себя вне кино и популярности, а в самих фильмах с Бартоном играла собственную жизнь. И сейчас, когда съемки уже позади, а впереди только вечность, я понимаю, что это было ужасно.
Я рассказывала о своем втором замужестве и о том, почему спокойная, размеренная жизнь с замечательным Майклом Уайлдингом оказалась невыносимой. Это не была золотая клетка, поскольку я сама содержала семью, но это было золотое болото, вязкое, тягучее, стоячее… Мы и впрямь стали просто братом и сестрой.
Но в двадцать четыре любить своего мужа по-братски и ожидать от него того же – преступление, я не желала такой жизни. У нас даже развод был какой-то вялотекущий. А как хотелось закатить скандал и что-нибудь разбить!.. Я поняла, чего мне особенно не хватало с Уайлдингом – скандалов. Это замечательный выброс адреналина, лично мне иногда нужно выкричаться, перебить что-нибудь, а потом помириться.
Зато в следующем браке всего было сполна.
Майк Тодд – человек-фейерверк, человек-вихрь, человек-скандал. Вот это по мне! Узнав, что мы с Уайлдингом разводимся, Тодд решительно взялся за дело. Не могу сказать, что я не замечала его особого внимания к себе и восторженных взглядов раньше, но на яхту Тодд всегда приглашал нас с мужем и никогда не делал поползновений превратить меня в любовницу (если честно, это даже задевало мое самолюбие).
Предложение нового брака выглядело так же страстно, как все остальное у Майка. Напор, напор и еще раз напор – его девиз. Разве могло быть иначе у продюсера «Вокруг света за 80 дней»? У Майка все в жизни с таким же размахом, если фильм, то сотни тысяч статистов, если награды, то пять «Оскаров», если вечеринка по поводу статуэток, то на 18 000 гостей, путешествие – кругосветное, яхта – шикарная, самолет – собственный, украшения – дорогие, а жена обязательно самая красивая актриса Голливуда. Моя судьба была предрешена.
