– Хедда, Майк мертв, но я-то жива! Ты хочешь, чтобы и я подохла?
Она процитировала в своей колонке светских сплетен иначе:
– Элизабет заявила, что Майк мертв, а она жива, что же теперь, спать одной?
Ее счастье, что я не скоро заметила эту глупость.
Вообще-то женитьба была необдуманным шагом, испортившим карьеру Эдди навсегда, а мою на несколько лет. Но если Эдди не сопротивлялся, то я наоборот. Когда надоели истерические вопли в защиту обиженной Дебби, прежде всего поднятые на студии, я позвонила и открыто поинтересовалась:
– Вы намерены уничтожить звезду? Не слишком ли дорого обойдется создание новой?
На MGM, кажется, сообразили, что перегнули палку и поспешили дать обратный ход. Скандал стоил мне «Оскара» за «Кошку на раскаленной крыше», но играть хуже я от этого не стала. Сообразив, что собственными руками разрушают то, что так старательно создавали, и прикинув соотношение «звездности» мое и Дебби, на студии быстро «заметили», что у Дебби и самой рыльце в пушку, сразу припомнили, что она признавалась, что их брак на грани распада, что уход Фишера был лишь вопросом времени…
Кстати, Дебби довольно быстро утешилась связью с Бобом Ниелом, а потом и выйдя замуж за Гарри Карла.
Все эти свадебные перипетии не отменяли работы, я продолжала сниматься, потому что режиссерам наплевать, с кем я сплю, главное, играла бы хорошо.
Следом за «Кошкой на раскаленной крыше» стала картина «Внезапно, прошлым летом» тоже по пьесе Уильямса Теннесси. Я вспоминаю его по двум причинам. Первая почти трагическая – Монтгомери Клифт, который был уже не в состоянии бороться со своей бедой. Мой любимый Монти на глазах превращался в развалину, круглосуточно пьяную и накачанную наркотиками. Он едва держался на ногах и временами не мог вспомнить ни текст, ни даже то, зачем вообще появился на площадке среди всех этих людей.
Конечно, сказывались последствия той страшной аварии, а если вспомнить, что Монти ехал от меня с вечеринки, где здорово напился, то я чувствовала себя крайне неуютно. Не нужно было выпускать его из дома в таком виде, а уж позволять садиться за руль тем более. Конечно, Клифта вряд ли удержишь, но мы же даже не пробовали, просто посмеялись его выходкам, помахали руками и вернулись в дом.
Я до сих пор корю себя и за Монти Клифта, и за Рока Хадсона, беспорядочные связи которого не одобряла, конечно, но и не боролась с ними. Рок погиб от СПИДа. Но как можно осуждать, они взрослые люди и сами способны разобраться, что хорошо, а что плохо.
А вообще, как разобраться, что хорошо, а что плохо? Разве Монти не мог врезаться в столб и без моей вечеринки? А Рок подцепить другую смертельную заразу? Это только я умудряюсь выживать после клинической смерти или операции на мозге… Но что я опять о себе?
Клифт разрушался на глазах, красавец, умница, талант, становился развалиной и физически, и морально. Съемки «Прошлого лета» проходили трудно, измучились все. К тому же роль явно была не по мне. Джо Манкевич – режиссер прекрасный, но почему-то не понял, что я не способна играть слабых женщин, как ни старалась, все равно получалась стерва. Однажды основательно подвыпивший Монти рассмеялся мне в лицо:
– Что, Беси Мей, натуру не спрячешь? И не надо, в качестве стервы ты нравишься всем куда больше. Мне тоже.
Автору пьесы Уильямсу Теннесси фильм тоже не понравился, он говорил, что это насилие над моей сущностью, что я сама ни за что не позволила бы герою окочуриться посреди пустыни, как должно быть по тексту. «Наша Лиз за волосы притащила бы героя домой и тем самым спасла».
Я действительно не понимаю слабых женщин, хотя охотно прикидываюсь такой в случае необходимости. С годами обманывать становится все трудней, но не потому, что играть разучилась, а потому что все знают – Элизабет никогда не была слабой овечкой! Меня боятся и боятся давно. Правильно делают. Майкл, нельзя показывать слабость, если ты на виду, ею тут же воспользуются!
А Уильямса Теннесси я вспомнила еще по одному поводу. Как ты думаешь, что должен делать автор перед самой премьерой фильма, поставленного по его произведению? Нет, Теннесси не раздавал автографы и не давал пространные интервью, не метался по своему дому, заламывая руки в отчаянии, не глотал лекарства и даже не напился. Он стоял перед кинотеатром и… уговаривал зрителей ни за что не ходить на этот фильм, потому что тот неудачный!
Ты представляешь картину: перед входом мечется очумевший Уильямс и хватает за руки зрителей с билетами:
– Не ходите туда! Умоляю, не ходите!
– А вы кто?
– Я?.. Я автор!
Никакой рекламный отдел не способен выдумать столь изощренный рекламный трюк, да еще и бесплатный. А ведь Теннесси действительно так считал и уговаривал зрителей от души, а не ради привлечения внимания. Сначала Манкевич грозил выйти и побить Уильямса, но потом махнул рукой:
– Пусть дурит, все равно зал полон.
Кто же откажется посмотреть то, что так советуют не смотреть? Зал действительно был полон, а фильм оценили. За роль слабой женщины я была номинирована на «Оскара» и получила «Золотой Глобус». Вот и пойми, что нужно этим зрителям и академикам…
Приятным дополнением был огромный по тем временам заработок за съемки – 500 000 долларов за два месяца работы. Я вдруг обнаружила, что стала самой высокооплачиваемой актрисой Голливуда! Не помешал даже скандал с «уводом» Эдди.
Конечно, «Оскара» за кошку Мэгги мне не дали, видимо, в наказание за непомерные аппетиты в отношении мужчин, но я плевать хотела на все осуждения.
Да, забыла сказать, что меня осудила еще и Лига Арабских государств. Эти уже не за мужчин, а за принятие иудаизма. Да как строго осудили, нет, к расстрелу не приговорили, но запретили показы фильмов с моим участием у себя. Честно говоря, я сомневаюсь, чтобы их и до того видели, едва ли в арабских странах интересовались «Местом под солнцем». Но факт налицо – я изгой сразу везде, правда, высокооплачиваемый изгой, что несколько снижало негативные эмоции (их вовсе не было, плевать я хотела на шипение Хедды Хоппер и на истерики моралистов!).
Очень важно предчувствовать, в какой роли стоит сниматься, а в какой нет.
Умно? Ничуть! Я категорически не желала браться за картину «Баттерфилд, 8», которая принесла мне первого «Оскара»… До сих пор ее терпеть не могу и действительно не понимаю, за что там давать статуэтку. Роль высокооплачиваемой шлюхи казалась мне почти оскорбительной. Но MGM просто держала дуло пистолета у моего виска. Я предпочла сыграть, чтобы остаться живой, решив, что себе еще пригожусь.
Если уж я выжила после гибели обожаемого Тодда, то умирать из-за какой-то MGM просто глупо. Я была должна студии еще один фильм, причем сниматься предстояло за жалкие 125 000 долларов. Я решила: черт с вами, сыграю эту роль элитной проститутки, но при одном условии – дать роль в картине и Эдди! Не дадите, тогда я буду капризничать. Что мне стоит лишний разок заболеть, что-нибудь себе сломать и сорвать съемки?
