Теперь мы снимали на красивом побережье, только не стоит думать, что Пуэрто-Вальярта всегда была курортом. Выбранная Хьюстоном натура оказалась крошечной рыбацкой деревушкой, где полно скорпионов и игуан, нужно следить, чтобы тебя не цапнули и никакая живность не заползла в постель. О-оч-чень неудобно, я тебе скажу!
Сейчас это роскошный курорт, где главная достопримечательность даже не океан, а… «Лиз и Дик», как прозвали нас с Ричардом. Просто мы купили себе дом в Пуэрто-Вальярта, за нами потянулись многие и многие, и бывшая деревушка быстро превратилась в филиал Беверли-Хиллз, заметно убавив тем самым своей прелести. Конечно, друзья – это хорошо, это замечательно, я терпеть не могу одиночества, но в Беверли-Хиллз не только друзья…
А где звезды Беверли-Хиллз, там и журналисты. Вернее, можно бы сказать более определенно: где мы с Ричардом, там и толпы папарацци. Мне кажется, что именно с нас началось сумасшествие с преследованием по пятам и круглосуточное подглядывание в замочную скважину. Нет, репортеры были назойливыми и раньше, но мы с Бартоном дали повод щелкать затворами много чаще и писать что попало. Ричард все время ругался, что я, как мед мух, привлекаю внимание репортеров, стоит мне поковырять в носу, как это тут же станет событием для первых полос половины газет.
Хорошо это или плохо? И то и другое. Постоянно пишут о тебе, значит, популярна, значит, не забывают, есть востребованность. Об актрисах, которыми публика не интересуется, писать бесполезно и следить, тратя немалые средства на переезды следом из города в город, затратно. С другой стороны, когда пресса полна сообщений о каждом твоем шаге, то появляется опасность просто надоесть или, что за неимением свежей информации для скандалов репортеры начнут придумывать. А еще наблюдение станет не просто круглосуточным, но и до невозможности назойливым.
Майкл, в твое время к папарацци уже привыкли, установили хоть какие-то правила, стала более деятельной и опытной полиция. А когда были особенно популярны мы с Ричардом, репортеры и фанаты считали себя вправе творить что угодно. Как-нибудь я расскажу, как меня несколько раз едва физически не расчленили на сувениры. Полиция еще не умела раскидывать излишне рьяных поклонников, и попытка пройти через вестибюль отеля в сопровождении просто помощников чуть не стоила мне жизни. Спас Ричард, отделалась вырванным клоком волос и ранами на спине, плечах и лице. И это вне съемок, просто от излишней «любви» ко мне фанатов. А был случай, когда Ричарду с охраной пришлось передавать над толпой на вытянутых руках маленькую Лиз, рискуя уронить ребенка и тем самым обречь ее быть растоптанной и разорванной обезумевшими поклонниками.
Постепенно продюсеры фильмов научились ограждать звезд на время съемок хотя бы на площадке, в Пуэрто-Вальярта такого еще не было. Фильм напичкан сексуальными сценами Бартона и трех красоток, временами очень откровенными сценами, а вокруг на деревьях гроздьями висели фоторепортеры. Где уж тут уследить, ретушированы попадающие на страницы прессы снимки или нет.
У меня иногда руки чесались взять кольт сорок пятого калибра и палить по деревьям, с удовольствием ведя подсчет падающим с них репортерским трупам. Я не кровожадная, но есть же предел! Снимать в павильонах невозможно, потому что даже самые мощные вентиляторы неспособны облегчить мексиканскую жару, а стоило выйти на площадку, как слышались щелчки камер. Только сгонят кого-то с одного дерева, щелкает с другого. Однажды на вечеринке я сгоряча даже предложила спилить деревья в округе и поставить картонные декорации, причем напичканные иголками дикобраза.
Была еще одна причина, по которой я, забыв самое себя, потащилась в мексиканскую жару. Нет, это не еще одна красотка, в конце концов, если бы Ричард влюбился в кого-то по-настоящему и этот объект был его достоин, я нашла бы в себе силы отпустить любимого. Когда Бартон стал мне изменять, было больно не столько от самих измен, сколько от выбора, вокруг Ричарда всегда крутилась толпа голозадых красоток, жаждущих известности из-за связи с ним и не могущих дать самому Бартону взамен ничего. Позже одна такая сумела его соблазнить, но «одарила» только жестким контролем и постоянным надзором, чего с Ричардом делать нельзя. Его погубили именно неволей.
Но сейчас я не о том…
Отправляясь практически без дела на съемки «Ночи игуаны», я преследовала цель показать Ричарду, что в нашей паре он главный, что моя известность и мои гонорары могут быть вторыми после его, его карьера важней моей. Это существенно для гордого упрямого валлийца. Во время поездки в его родной город я это поняла особенно хорошо, да и мудрая Сис, сестра Ричарда, заменившая ему мать, тоже шепнула о валлийской гордости братца. Я в ответ тогда пожала плечами:
– Я готова пожертвовать своей карьерой и стать просто миссис Бартон.
Не знаю, поступила бы так в действительности или нет, поставь Ричард такое жесткое условие, но, к счастью, не пришлось, у Бартона хватало ума не требовать от меня отказа от профессии. Он понимал, что в таком случае умрет какая-то часть меня, и это будет печально. Думаю, что ему не очень нужна просто Лиз – миссис Бартон, ему нужна Элизабет Тейлор в его объятиях.
И все же стоило показать Ричарду, насколько я уважаю его игру, его карьеру, его главенство. Ради этого стоило жариться в Пуэрто-Вальярта.
Вообще, это очень трудная роль, пожалуй, самая трудная – роль миссис Бартон. Ричард слишком умен, чтобы не понимать, что толпы журналистов притащились в Мексику вовсе не из-за него и даже не из-за Авы Гарднер, а из-за меня. Стань он любовником той же Авы, публика встретила бы это куда прохладней. Сам Ричард мог позволить подшучивать над своим положением «мистер Клеопатра», но если слышал намек от кого-то!.. На ком срывать злость, как не на мне?
Я любила Ричарда, до беспамятства любила, ничто другое не могло бы заставить меня и единого раза вытерпеть его насмешки и вспышки гнева. Мама все время выговаривала, что рядом с Бартоном я превратилась в настоящее ничтожество, позволяя орать на себя и постоянно намекать на недостатки. Какие могли быть недостатки у самой красивой девушки Голливуда, какой я еще считалась? К тому же самой высокооплачиваемой актрисы и богатой женщины.
Ричард нашел. Бывали мгновения, когда просто сомневалась, любит ли он меня. Но я любила и отказываться от Бартона не собиралась. Позже я могла в шутку называть его «уэльским пьяницей» или «рябым валлийцем», но только не тогда, Ричард еще переживал наше неравенство в глазах прессы.
Для того чтобы стать выше кого-то, необязательно подниматься на цыпочки или преодолевать ступеньку вверх, достаточно вынудить этого кого-то опуститься на ступеньку вниз. Я сознательно опускалась перед Бартоном, потому что любила его, но Ричарду было мало, он постоянно подчеркивал мое ущербное MGMовское, как он называл, образование. Проще всего это сделать, продемонстрировав собственное знание Шекспира и, соответственно, мое незнание.
Позже я поняла, что у Бартона это вообще способ унижения собеседника – доказывать, что тот не знает Шекспира. Сам Ричард знал, кажется, каждую строчку и легко мог декламировать с любого слова, но почему это же должны делать все остальные? Меня он унижал часто.
