Зато, если ей удается показаться… о, тогда держитесь! Хичкок сказал, что я вулкан под снегом. Он прав, внутри и правда бушует лава страстей, но снаружи все по-королевски спокойно и даже холодно. Ренье когда-то сказал, что не знает, обо что страшней обжечься – о лед снаружи или пламень внутри.
Пламя требовало выхода и в школе выливалось сначала в мелкие шалости вроде выбрасывания еды в окно, курения, потом в многочисленные амурные приключения с молодыми людьми. И не знаю, во что бы все вылилось, не появись в моей жизни театр.
Сначала это было скромное участие в рождественских сценках, я побывала и ангелочком, и пастушком, чуть ли не овечкой, пока не получила роль, потрясшую и меня, и всех, кто наш маленький спектакль видел. Это была роль Девы Марии!
Незадолго до этого у меня выпал второй передний зуб, а первый еще не успел достаточно вырасти, при такой шепелявости трудно рассчитывать на роль со словами, да я и не мечтала об этом, понимая, что предстоит в очередной раз стоять в толпе ангелочков или в заднем ряду пастушков. Почему сестре Дороти, занимавшейся с нами репетициями, пришло в голову дать мне такую роль, не знаю, скорее всего, просто хотела поддержать.
Роль без слов, да и на сцене полагалось быть всего полминуты – просто принести куклу-младенца и положить в ясли, словно отдавая своего первенца людям. Просто принести и положить. Разве трудно? На репетиции – нет. Я приносила и укладывала. Просто, без затей. Все получалось хорошо до того момента, пока кто-то из девочек, подглядывавших в щелочку занавеса за собравшимся на спектакль залом, не сообщил:
– Грейси, твои папа и мама тоже здесь! Они сидят в первом ряду.
Хорошо или плохо, что я узнала о присутствии родителей до начала спектакля? Наверное, хорошо, потому что меня успели привести в чувство. Если бы увидела родителей после выхода на сцену, не смогла бы сделать и движения, испортив весь финал.
Спектакль коротенький, все же участвовавшие дети малы, все моего возраста или чуть старше, у многих та же проблема, что и у меня, – отсутствие выпавших молочных зубов, но это их не смущало, шепелявили уверенно. Я так не могла.
Мама и папа в зале, сидят в первом ряду!.. Это был повод не выходить на сцену! Вообще-то, моя роль не слишком нужна, вынести Младенца мог и кто-то другой, но сестра Дороти решительно пресекла все попытки паники:
– Ты играешь не только для своих родителей! Грейси, ты не должна подвести всех, с кем столько репетировала, нас всех. Слышишь? Соберись с духом и выполни порученное дело. Не думай о тех, кто сидит в зале, вот Младенец, ты должна отнести его в ясли и положить. Все, как было на репетициях, помнишь?
Конечно, я помнила, но на репетициях не было папы и мамы.
Я не знаю, что произошло, это было то самое перевоплощение, которое не всегда дается даже опытным актерам и считается проявлением таланта. В переписке сестра Дороти потом не раз напоминала мне об этом театральном опыте, я ей безумно благодарна за то, что не позволила сбежать, спасовать, ведь если бы я тогда отступила, больше попыток выйти на сцену не было бы вообще.
Наступил миг, когда пришла моя очередь… Сестра Дороти еще раз напомнила:
– Ты – Мать Мария, а в руках Младенец. Подойти и положить его в ясли… Дальше – занавес. Иди.
Я сделала шаг и… перестала существовать. То есть больше не было трясущейся от страха сопливой и шепелявой Грейси, у которой в первом ряду сидели строгие родители и любая оплошность могла стать роковой. Была Дева Мария и Младенец на руках. Моя игра в куклы, разговор с ними, общение, как с живыми, помогли.
– Не плачь, маленький… Сейчас я уложу тебя спать… тебе там будет тепло и удобно… Не бойся холода за стенами пещеры, в яслях тепло…
Что еще я тихонько шептала кукле в своих руках, не помню, но это была не кукла, а малыш, жизнь которого зависела от меня, которого я любила и берегла.
Я не очнулась даже от бурных аплодисментов, из состояния транса меня вывела сестра Дороти:
– Грейси, ты в порядке?
– А?
– Ты молодец! Послушай, как тебе аплодируют.
– Аплодируют?
За что мне аплодировали, за то, что я на минутку стала кем-то другим?
Из-за занавеса и впрямь неслись крики восторженных родителей (не моих):
– Молодец, Грейси! Как прекрасно сыграла!
Меня поздравляли все – сестры, подруги, родители других девочек. Моя мама была горда тем, что ее дочь не подвела, что именно я довела зрителей до слез, а папа… Папа вылил ушат грязи:
– Лучше бы занималась каким-то спортом, чтобы не набивать синяки и шишки из-за падений!
Дороти успела отвлечь меня, чтобы не слышала высказываний папы, об этом потом рассказала одна из подружек, чьи родители бросились поздравлять с успехом дочери моих. Я узнала об этом не скоро, иначе просто не вышла бы больше на сцену вообще.
На мое счастье, папа быстро забыл о моем театральном успехе и даже высмеивать дома не стал, потому я осталась уверенной, что это чудо перевоплощения может повториться.
Парадокс, но именно из-за родительского равнодушия мои театральные опыты на этом не закончились, если бы они и впрямь высмеяли меня в то Рождество, актрисы Грейс Келли не было бы.
В моей голове еще не созрело понимание, что стать кем-то можно не только в спорте, но и во многом другом, что добиться известности, даже славы, можно и не на спортивной арене и мечтать можно не только о победе в соревнованиях, но я уже почувствовала, что победить саму себя, свой страх, свое смущение, вызвать отклик у людей можно и не соревнуясь, что есть такое чудо – перевоплощение. Дядя Уолтер, тетя Грейс и дядя Джордж были актерами, и пусть ни один из них не стал великим, умение перевоплощаться позволило им заниматься любимым делом, дружа с миром и ни с кем не соревнуясь.
А еще лет в десять я увидела балет!.. Настоящий, русский. И заболела танцем настолько, что занялась им. Хореография, бальные, а потом и современные танцы…
– Грейси танцевать?! Да она и двигаться-то уверенно не способна!
Но я танцевала и двигаться научилась. Хорошо, что тогда я еще училась в Рейвенхилле, где поощрялось все, что доставляло радость и не противоречило морали. Балет не противоречил, но довольно быстро выяснилось, что я слишком высока и с таким ростом едва ли возможно танцевать рядом с Игорем Юскевичем, поразившим меня на спектаклях русского балета.
Пришлось переключиться на бальные, а потом добавить современные танцы. Как замечательно, что я этим занималась! Пусть не стала ни балериной, ни танцовщицей вообще, но умение двигаться, держать спину, «не загребать» ногами, плавно жестикулировать – это оттуда. Дядя Джордж, увидев результат, обязательно поощрил бы. Гадкий гусенок превращался в лебедя.
Вот как полезно, когда от девочки в возрасте подростка-дурнушки со всех сторон чего-то требуют! Мама требовала аккуратности, дядя Джордж – элегантности, на занятиях танцами – держать спину и красиво двигаться, сестры в школе – быть вежливой и внимательной, папа – быть напористой в преодолении любых неприятностей и достижении поставленных целей.
