Кроме того, держать форму только ради тех же репортеров бесполезно и очень тяжело. Это как со спортивными занятиями – стоит дать слабину, тут же теряешь форму.
Но о прессе и форме стоит писать отдельно. Обязательно нужно рассказать Стефании о том, как общаться с журналистами, они вовсе не все назойливы и бессовестны, у меня бывали случаи, когда журналисты просто выручали и, если с ними поговорить откровенно, даже помогали. Увы, обычно это не так. Подловить, застигнуть врасплох, сделать снимок из-за кустов или обманом проникнув в дом…
Хорошо, сейчас не о них.
Во времена «Барбизонки» я журналистов не интересовала. Зато заинтересовала фотографа. Мой приятель Херби Миллер подрабатывал манекенщиком у фотографов. Один из них пригласил и меня сняться для обложки «Редбука».
После этого мое лицо появилось на обложках «Космополитена» и «Правдивой истории». И последовали рекламные снимки всякой всячины – сигарет, средства от насекомых, мыла, пива, пылесосов… Всего лишь раз снялась в рекламе нижнего белья и серьезно задумалась: стоит ли это делать. Посоветовалась с сестрами из Рейвенхилла. Сестра Франсис Жозеф просто спросила меня, кто я такая. Действительно, кто я? Сняться полуголой, чтобы тебя узнавали мужчины на улицах и тыкали пальцем: «Вон идет та, что хорошо выглядит в трусиках от…»? Нижнее белье я больше не рекламировала.
Съемки в рекламе приносили неплохой доход – две тысячи долларов за сеанс. (Боже, как изменился денежный курс, это больше пятнадцати тысяч на сегодня!) Теперь я вполне могла содержать себя сама – платить за «Барбизонку», за обучение в Академии и покупать все необходимое.
Мама приучила нас всех к экономии, но не глупой, когда человек отказывает себе в самом необходимом, а разумной, когда не стоит покупать то, без чего вполне можно обойтись. Например, туфли последней коллекции, которая мало чем отличается от предыдущей. Я не супермодница и легко обходилась теми, что дешевле просто из-за смены коллекции, главное, чтобы были красивые и качественные.
Привычка бережно относиться к деньгам помогла не сидеть совсем уж на мели, хотя бывало и такое. Но в самые трудные минуты я никогда не просила помощи у родителей, зная, что в таком случае они будут считать мои достижения своими, а мои промахи раскритикуют столь сильно, что пропадет всякое желание что-то делать дальше.
Нет, я сама, все сама! Сама выбрала профессию, не посоветовавшись с папой, сама буду учиться, сама добьюсь успехов и докажу, что я не хуже Баба (Пегги) и Келла, о которых так заботятся.
К этому времени Пегги вышла замуж, конечно, с благословения папы и, разумеется, не за Арчи Кэмпбелла. Папа построил им на нашей же улице новый дом и обставил его по своему, вернее, маминому усмотрению. Как это все было далеко от жизни в Нью-Йорке! Снова спартанский стиль, обстановка будто скопирована с нашего дома… Джек Келли оставался хозяином судьбы старшей дочери и сына. Келл по-прежнему занимался греблей под папиным руководством, Пегги жила в построенном и обставленном на его деньги доме, Лизанна училась в школе. Это правило: Джек Келли – хозяин всего: семьи, жизни и судеб своей и своих детей.
Только я выпадала из жесткого правила, выпорхнула из дома и не попросилась обратно, выбрала профессию, которая совсем не нравилась Джеку Келли, и жила жизнью, к которой он не имел никакого отношения.
Сначала папа ожидал, что я растеряюсь и вернусь домой, потому что у меня ничего не получится. Но я не растерялась, не вернулась, мало того – не сидела на его шее, вполне прилично зарабатывая сама. Именно собственное содержание не позволяло Джеку Келли распоряжаться моей судьбой в учебе.
Однако он продолжал делать это в личной жизни, мои возможные замужества не раз срывались из-за недовольства родителей избранником. Возможно, они были правы, но это стоило делать более тактично.
Но я очень любила папу и всегда мечтала доказать ему, что тоже чего-то стою. Не блистала в спорте, потому что это не мое, значит, следовало добиться высот в своей профессии. Успех был важен еще и потому что означал правильность моего выбора, ошибки мне не простили бы. Кроме того, правило Келли: если делаешь что-то, делай лучше всех!
Пегги, по мнению папы, была самой красивой девушкой, самой способной и самой спортивной. Я очень люблю Пегги и всегда считала, что она красивей меня (хотя все мои знакомые, кто не жил под давлением мнения папы, думали иначе), что Баба, как мы звали Пегги, просто не нашла своего места в жизни, не нашла ту самую профессию, которая помогла бы ей проявиться по-настоящему. Наверное, не решись я тогда покинуть родительский дом, из меня тоже ничего не вышло бы.
Пегги красивая, стройная, она прекрасно выступала в плавании и прыжках в воду, но старшую сестру опередила Лизанна. Зарабатывать моделью Пегги даже не пришло в голову, живя дома, это было невозможно. Оставалось существовать на папины деньги, а значит, полностью зависеть от него в вопросах личной жизни. Даже выйдя замуж, Пегги осталась под его рукой.
О Келле и говорить нечего, он уже стал спортсменом с мировым именем (хотя мечтал о другом виде спорта), но, пока не выиграл Олимпиаду, не имел права останавливаться.
У Лизанны вся энергия ушла на борьбу за право выйти замуж за того, кого выбрала она сама, а не навязали родители.
Я снова была словно в стороне от семьи, а потому просто обязана доказать, что в выбранной профессии чего-то стою. Пока мои успехи вызывали у папы только насмешливое фырканье:
– Если реклама клопомора все, чего ты добилась, то стоило ли прилагать столько усилий? Мне кажется, что рекламировать кошачий корм можно, и не обучаясь целый год драматическому искусству. А голос? Что у тебя с голосом? Словно тюлень, изображающий английскую королеву.
Какое счастье, что эта самая реклама клопомора позволяла мне жить на свои средства!
– Чему вас там вообще учат? Кривляться? Настоящее безделье.
Мне очень хотелось сказать, что после «безделья» на занятиях по движению, танцу или мимике из нашей формы можно отжимать пот, а сил тратится столько, сколько требует не каждая тренировка. Но говорить это отцу нельзя, в лучшем случае посоветует лучше сесть за весла или отправиться в бассейн, в худшем – вообще запретит выходить из дома, невзирая ни на какую самостоятельность.
Я постаралась свести все к шутке, нарочно заговорив совсем низким голосом:
– Я тюлень? Папа, ты правда считаешь, что мне удается роль тюленя? Совсем недавно у меня на занятии она не получилась, голос был слишком тонок.
Любимая тема: у Грейси что-то не получается!
– У тебя и там не получается?
Я ступила на опасную почву, следовало немедленно исправлять положение.
– Только роли вроде тюленей. А вообще, мне все твердят, что мои гены Келли явно выделяют меня из толпы. Благодаря им я смотрюсь даже тогда, когда не в форме.
– Какая ты Келли?..
Вроде ворчит, но я уже выхватила внимательным взглядом, что хвала генам Келли не прошла даром. Все обошлось, тюлений голос простили, рекламу клопомора тоже. Пусть лучше рекламирует клопомор, зарабатывая деньги, чем бездельничает.
