– У нас было время сделать это.
Руперт потом рассказывал, что все время разговора мы не отрывали друг от дружки глаз и рук не отпускали тоже. Не знаю, не помню… все было в тумане.
Галант попросил пожать руки еще раз, чтобы иметь возможность сфотографировать. Потом еще и еще. Князь вздохнул:
– Нужно позволить им сделать достаточное количество фотографий сразу и выпроводить, иначе поговорить не удастся.
О чем говорить?! Он прекрасно владел английским, даже акцента не чувствовалось, был приятно удивлен моим оксбриджским произношением (знал бы, сколько на это потрачено труда и часов тренировок!). Все прекрасно, но какие могут быть темы для разговора, не личная же жизнь?!
Наконец наше крепкое рукопожатие (мне показалось, что князю понравилось держать мою руку в своей) сфотографировали все и не раз.
– Если вы успели осмотреть дворец, я могу показать свой личный зоопарк. В нем есть любопытные экземпляры.
Я с трудом сдержалась, чтобы не фыркнуть от смеха и не спросить:
– А гориллы?
Представляю, какое впечатление на Ренье произвела бы попытка пройтись походкой огромной обезьяны!
Нет, горилл не было, были два молодых льва, очаровательный тигренок, пара небольших обезьян, попугаи и прочая мелкая живность. Ренье спокойно чесал за ухом у тигренка и не боялся подходить к клеткам львов. Я не рискнула. Вообще, чувствовалось, что звери его знают и принимают за своего.
Снова стало смешно: вожак стаи. В Африке я слышала рассказы о людях, которые умели становиться вожаками у животных, даже не обладая их силой, ловкостью и обонянием. Нужно быть сильной личностью, чтобы звери признали вожаком. На меня это произвело большое впечатление.
Отделаться от фотографов не удалось, пока они не истратили все запасы пленки.
Мы говорили и говорили, что-то обсуждали, над чем-то смеялись… О чем и над чем? Не помню. Ренье тоже. Вместе было легко и просто, словно мы знакомы сто лет и мой реверанс князь видел еще в детстве.
Он поздравил меня с «Оскаром», спросил о планах, пожелал творческих успехов. О чем можно спрашивать князя и что желать ему? Пригодились уроки Мейснера: идти от внутреннего ощущения в ответ на реплику партнера. Я была выучена вести заинтересованные беседы даже ни о чем, а тут собеседник прекрасный…
Тема нашлась – Монако, о княжестве Ренье мог говорить часами, чувствовалась его искренняя заинтересованность.
Мы не заметили, как пролетело время, и, прощаясь, остались весьма довольны друг другом. На вопрос Аллана, каков князь, я уверенно ответила:
– Он очарователен!
Потом оказалось, что так же охарактеризовал и Ренье меня.
Правила хорошего тона подсказывали, что следует написать небольшое письмо с благодарностью за прекрасный прием. Но только ли правила? Нет, конечно. Где-то в глубине души я возмущалась возможной встречей князя с Мэрилин Монро. Она же испортит впечатление об американских актрисах! Ренье вовсе не интересны пышные формы, он прекрасный собеседник, умный, интересный, хотя временами нервный. А Монро? Лупоглазая красотка!
– Эй-эй, – остановила я себя, – а ты не ревнуешь ли?
– Нет, не ревную. Во-первых, он мне безразличен! Да, прекрасный собеседник, умный, красивый мужчина, владелец огромного дворца и князь, но не во всех же умных и красивых владельцев замков влюбляться?
Второе «я» усмехнулось:
– А ты многих знаешь?
– Неважно! Во-вторых, это его дело, кого приглашать во дворец, хочет слушать хихиканье Монро, пусть слушает! В-третьих, у меня есть Жан-Пьер Омон, с которым мы поедем в Париж знакомиться с его родителями!
Хитрить с собой категорически не получалось.
В Париж мы не поехали, Жан неглуп и почувствовал, что что-то изменилось после моего визита в Монако.
– Не нужно было тебя пускать!
– Ты о чем?
– О твоем знакомстве с князем.
– Глупости!
Князь с Монро тоже не встретился, не помогли никакие хлопоты Онассиса. Мэрилин оказалась не так глупа, как выглядела, к тому же она влюбилась в Артура Миллера и интересоваться князем перестала.
Чего я ждала, отправив вежливую благодарность? Такой же благодарности, пусть и коротенькой. Пришло письмо, оно еще не было на нескольких страницах, как бывало потом, но все же не отписка. Ренье удивительно талантливо пишет письма, куда интересней, чем говорит, хотя собеседник великолепный. Читать сплошное удовольствие, прекрасный слог, хорошее чувство юмора, блестящая эрудиция. И в письмах он мил и приятен.
Началась переписка. Я тратила неимоверно много времени, чтобы написать, отредактировать и несколько раз переписать свои послания. Ренье писал куда легче, чувствовалось, что эпистолярный жанр дается ему легко.
Я с удовольствием переписывалась с Ренье, скрывая эту переписку ото всех, но жила своей жизнью до поздней осени. Почему скрывала? Потому что, во-первых, не хотела лишнего шума и сплетен, во-вторых, не желала расспросов, в-третьих, не желала ставить себя в дурацкое положение, если князь вдруг перестанет писать.
О нас и без того слишком много болтали. Журналисты не могли просто сфотографировать встречу князя и актрисы и оставить в покое.
– Какая пара!
Возглас требовал продолжения. И никому не было дела до наших собственных чувств. Публика требовала продолжения простого разговора. Во дворце не бывает простых бесед, тем более между двумя не обремененными семьями людьми. Князь холост и завидный жених, а актриса не замужем и красавица. Не могло не быть романа, и мало кого волновало, есть ли он на самом деле.
Европейские газеты реагировали более бурно, чем американские, там отсутствие пассии у столь завидного жениха волновало многих. Первые месяцы на страницах газет нас женили дважды в неделю, потом реже, пока, наконец, к осени не притихли.
Можно ли было в таких условиях дразнить гусей, подбрасывая известие о переписке? Я даже подругам ничего не сказала, а родителям тем более.
Когда Ренье понял, что я не из болтливых, он явно был изумлен и обрадован. Не тогда ли начались наиболее активные действия Ренье? Подозреваю, что так.
В дело вступил отец Такер.
О нем много сказано, не всегда лицеприятного, много написано, много выдвинуто обвинений. Ни одно из них не касается ни меня, ни Ренье, ни наших детей, потому отец Такер для нас остается добрым волшебником, который помог осуществиться тому, что могло и не произойти.
Князь не имел права на ошибку, она слишком дорого стоила бы его княжеству.
Кое-что я начала понимать, играя главную роль в фильме «Лебедь». Именно она помогла понять, чего же я действительно желаю и что мне делать.
Вернувшись домой, я использовала все свое влияние (да, было уже и такое), чтобы получить роль Александры в «Лебеде». Я уже играла ее в телеспектакле и прекрасно знала, что это такое. Сценарный отдел «МГМ» пошел навстречу, Дон Шерри, с которым я столько воевала в последние месяцы за право не сниматься в проходных ролях, тоже обрадовался возможности решить все миром, и «Лебедь» был запущен в производство.
