Я не знала, как именно, но знала, что действительно верну. Продам квартиру, снимусь еще в паре фильмов у Хичкока, останусь без ничего, но деньги отцу отдам. Такое предложение обидело Джека Келли, он фыркнул:
– Я не нищий! Просто хочу убедиться, что у твоего князя, кроме апломба, есть что-то за душой.
«Кроме апломба», нашелся миллиард и еще много чего, это произвело на отца должное впечатление, но улучшению отношений не способствовало, кажется, Ренье окончательно убедился, что я выросла в весьма странной семейке. Едва ли это способствовало душевной близости будущего тестя и зятя. У Ренье тоже нрав не из легких.
И все-таки договориться сумели, Ренье оказался куда разумней, чем, например, я.
Свадьбу назначили на весну (март – апрель), а до этого мне предстояло еще сняться в фильме «Высшее общество». Прекрасная школа для той, которой предстоит быть принятой и освоиться в высшем обществе Старого Света!
Позже, присутствуя на свадьбе принца Чарльза и его очаровательной юной супруги Дианы, я не могла не пожалеть эту девочку, которая просто не представляла, что именно ее ожидает. Принц в качестве супруга – это не страшно, напротив, если любишь – прекрасно, а вот немыслимое количество любопытных, желающих сунуть носы во все, начиная от твоего приданого и заканчивая в буквальном смысле брачной постелью, становится круглосуточным кошмаром.
– Я так боюсь…
– Не бойся, дальше будет еще хуже.
Не слишком обнадеживающее заявление принцессы Монако будущей принцессе Уэльской. Ей действительно пришлось очень трудно, брак вообще дело нелегкое, а множество любопытных глаз и гадких языков способно превратить его в кошмар.
Нас с Ренье спасла любовь. Хорошо, если бы и их тоже, но что-то подсказывает мне, что этого не произойдет. Жаль, если не получится, они хорошая пара.
Зря я надеялась, что семья Келли вот так благодушно проводит меня в новую жизнь. Когда папа решил все формальности и можно бы успокоиться, удар последовал, откуда в те дни не ждала, – от мамы.
– Ну, теперь ты, конечно, примешься рассказывать репортерам, как несправедливо к тебе относились в семье, как мало уделяли внимания и мало гордились твоими успехами!
Я обомлела:
– Нет, мама, что ты! Я ничего никому не собираюсь рассказывать. Это наше семейное дело.
Ма Келли пробормотала:
– Значит, расскажет…
Я снова попыталась повторить, что не намерена говорить о семье Келли ничего компрометирующего, но чем горячей убеждала, тем сильнее поджимались мамины губы. Тогда я не поняла почему, теперь понимаю. Как понимаю и последовавшие за этим ее поступки.
Во-первых, такая озабоченность мамы означала, что она все же сознавала, как много любви и заботы недодала своему третьему ребенку, что в семье не все обстояло благополучно с отношением ко мне. А это, в свою очередь, значило, что родители мной пренебрегали сознательно, Пегги и Лизанна просто повторяли их систему поведения.
Мысль была настолько ужасной, что я тут же выбросила ее из головы. Нет, просто мама справедливо боится, как бы я в восторженном состоянии после помолвки или свадьбы не наговорила кучу глупостей. Как же ее убедить, что я буду осторожна в высказываниях, что никто не услышит от меня и полслова в осуждение семьи Келли, как было все прежние годы?
Убедить можно было только одним: действительно помалкивая. Ничего, со временем Ма поймет, что я не враг Келли и имиджу семьи. Наши отношения внутри – это наше дело, выносить сор из избы вовсе ни к чему.
Но сор вынесла мама, причем словно нарочно, чтобы уничтожить меня еще до свадьбы! Моя мамочка через десять дней после помолвки, когда еще ничего не было до конца решено и договорено, опубликовала одну за другой десять (!) статей обо мне. Я бы просто возмутилась, примись Ма Келли хвалить свою дочь на все лады и утверждать, что занималась моим воспитанием с первого дня после рождения и до дня помолвки, но миссис Джон Б. Келли сделала куда большую гадость, она подробно расписала все мои недостатки и мои любовные истории!
Одно дело поведать Америке, а за ней и миру о том, что я до самой Академии гнусавила (кстати, хорошо бы тогда объяснить, почему родители не позаботились о приведении моего голоса в порядок, и это сделала я сама, когда уже самостоятельно жила в Нью-Йорке!) или что я была страшно неуклюжим подростком, но совсем другое рассказать на страницах лос-анджелесской газеты о моих поклонниках, увлечениях и сделанных мне предложениях! Она не забыла никого из моих возлюбленных или просто ухажеров, обо всех сообщила подробно с собственными комментариями, совсем нелицеприятными. Конечно, Ма Келли называла молодых людей вымышленными именами, но, во-первых, любопытным ничего не стоило узнать настоящие, во-вторых, так еще хуже, потому что создавалось впечатление, что Грейс Келли напропалую крутила романы с кем попало.
Кроме того, отношения с Кларком Гейблом, и не только с ним, которые мы старательно скрывали и даже преуспели в этом, теперь выплыли наружу. Я очень боялась, что своим гадким поступком Ма просто разрушит не только мой возможный брак, но и мои отношения со всеми друзьями и любовниками. С бывшими возлюбленными мы оставались приятелями, теперь это могло рухнуть в одночасье, грозя погрести под собой и мою репутацию вообще. Любой обиженный на такую ненужную откровенность бывший любовник мог в отместку изложить даже факты и подробности, которых не было в помине, и я никогда не смогла бы оправдаться и доказать, что это ложь. Я очень надеялась, что этого не произойдет, так и случилось, мои друзья оказались куда порядочней моей собственной мамочки.
О том, каково после такого поступка пришлось мне, мама, конечно, не задумалась вообще, я по-прежнему не существовала для семьи Келли. А то, что мне сделал предложение князь Монако, как и получение ранее «Оскара», было просто мелким недоразумением. Грейс не могла вознестись так высоко, это не ее место, а потому следовало всем-всем рассказать, какова я на самом деле!
Я так и не поняла, зачем она это сделала, потому что объяснения вроде «надежды тем самым пресечь многочисленные слухи и домыслы» и что «гонорар за серию статей целиком и полностью передается Женскому медицинскому колледжу в Филадельфии» могли вызвать у меня только приступ бешенства!
Получить такой удар со стороны собственной семьи было ужасно. Я впервые взорвалась. Даже не дочитав статьи до конца, позвонила матери и поговорила с ней так, как никогда и ни с кем в жизни! Не помню, что именно говорила, вернее, шипела или цедила сквозь стиснутые зубы, чтобы не кричать на весь дом, но, кажется, сказала, что если они никогда ни в чем в жизни мне не помогли и не поддержали, то следовало бы иметь совесть и хотя бы не мешать, что я больше знать не желаю всю ненормальную семейку, а если она скажет обо мне еще хоть слово, изложу в ответ всю подноготную семейства Келли, в том числе и об их собственных отношениях с отцом!
Я еще много что говорила, не позволяя ни перебить себя, ни оправдаться.
