– Мне наплевать на твои оправдания! Если ты не считаешь нужным быть порядочной по отношению к своей нелюбимой дочери, то и я не считаю себя обязанной быть таковой по отношению к тебе. Если развалится мой брак с Ренье, я пойду на все, чтобы уничтожить все семейство Келли!
Я грохнула трубку на рычаг так, что телефон свалился на пол и разбился. Наверное, мать звонила мне, но не смогла дозвониться. Она предприняла отчаянные попытки рассказать всем знакомым, что у нее почти силой вырвали эти статьи, что не позволили даже проверить текст, что она сделала это из лучших побуждений, желая показать всем, что князь Ренье вовсе не единственный, кто желал бы жениться на Грейс, и потому не стоит думать, что Келли так уж цепляются за князя…
Если можно было испортить все еще больше после серии статей, то мама это сделала.
Статьи назывались «Моя дочь Грейс Келли. Ее жизнь и любовные увлечения», и главное впечатление, которое должны были оставить у читателя: заботливые родители всю жизнь в поте лица трудились, чтобы их дочь, мало на что способная глупышка Грейс, выросла образцовой будущей супругой, строго следили за моей нравственностью и поведением. Но, подробно рассказывая о том, как «отшивали» одного за другим моих поклонников, Ма Келли преуспела в обратном: складывалось впечатление, что я приводила в дом каждого мужчину, что попадался мне на пути, и представляла своим возможным мужем. И только суровая бдительность родителей не позволяла очередному недостойному войти в семью Келли или просто одурачить меня.
Любому незнакомому со мной в жизни читателю могло показаться, что в семье Келли существует огромная амбарная книга, в которую родители вносили каждого претендента на тело Грейс и помечали в графе «Итог»:
– Отказать!
Это было просто подло, а я сама оказалась в нелегком положении выбора. Я могла одним усилием порвать отношения с семьей, чего в тот момент мне очень хотелось. Давным-давно независимая материально, я могла разорвать и моральную зависимость. Пожалуй, это единственный момент, когда я действительно что-то могла.
Но разрыв с семьей означал и разрыв с Ренье. Князю никогда не простили бы женитьбы на девушке с такой репутацией. Любой резкий шаг немедленно привел бы к скандалу и последующей катастрофе. Обрадовался Хичкок, который был против моего замужества, но никак не я сама.
Передо мной встал выбор: пойти на скандал и в результате окончательно разорвать с семьей Келли, став самостоятельной во всем, или постараться свести к минимуму вред, нанесенный Ма Келли, тем самым признав их право по-прежнему вмешиваться в мою жизнь даже в ущерб ей. Была минута, когда я оказалась готова выбрать первое, уже не надеясь, что после такого скандала отношения с Ренье удастся сохранить.
Все решил сам Ренье. Он просто сказал, что никакие гадости моей матери не изменят его отношения ко мне самой.
– Я надеюсь, все скоро поймут всю нелепость ее поведения.
Конечно, это не нелепость, а преступность, но о матери даже думать в тот миг не хотелось. Неужели ради борьбы с семьей Келли я потеряю Ренье? К тому же не все Келли одинаковы. Я выбрала Ренье, искренне надеясь, что уж в Монако мои родители больше не смогут диктовать мне свою волю и вредить. Не замечают? Ну и пусть!
Однако я зря надеялась, что проблемы и унижения закончились.
Меня спасло только то, что самому князю пришлось не легче.
Ни отправляясь на встречу с князем Монако весной того года, ни во время помолвки, ни даже выйдя за Ренье замуж, я не представляла, что́ это сватовство и свадьба значили для него как для монарха Монако.
Это я решала вопрос, поссориться с родителями окончательно или нет. Ренье действовал на государственном уровне. Помолвка или ее разрыв для семейства Келли означали всего лишь проблемы Грейс, у которой вечно все не как у людей, будто нельзя было бы выйти замуж за состоятельного парня из Филадельфии, который не станет требовать приданое или диктовать свои условия проведения свадебных торжеств. Для американца до мозга костей Джека Келли требования европейского этикета или законы Монако были таким же анахронизмом, как вообще монаршая власть. Его Высочество… тьфу, словно нельзя просто хлопнуть по плечу и сказать: «Я вижу, Ренье, ты хороший парень, и надеюсь, будешь хорошим мужем моей дочери!»
Человеку, который действительно сделал себя сам, трудно понять ценность древности рода и гордость за наличие своего герба и короны. В чем проблемы, герб можно придумать, а корону заказать ювелиру. Для Келли большей ценностью были владения Гримальди за пределами княжества (которые оказались в шесть раз больше самого Монако).
Доходы от казино? Это не лучший способ делать деньги! Аристотель Онассис? И того хуже. Этот выскочка-грек, получивший первый капитал в качестве приданого жены и делающий деньги из воздуха, вовсе не был для Джека Келли, самостоятельно поднявшегося от каменщика до филадельфийского богача, авторитетом в делах.
Чего ты сам стоишь?
Но это мог обсуждать Джек Келли, который не был в восторге от предстоящей свадьбы.
Со стороны Ренье обсуждение носило государственный статус. Он не мог не только самостоятельно сделать предложение понравившейся девушке, но и вынужден ставить в известность… правительство Франции!
Услышав об этом от отца Такера, я обомлела:
– Почему?!
Оказалось, по законам и международным договоренностям, Монако все же не совсем самостоятельно, княжество зависит от могущественной соседки – Франции, и обязано согласовывать с ней свою внешнюю, а во многом и внутреннюю политику. А еще не должно ни дня оставаться без монарха, то есть у князя обязательно должен быть преемник-Гримальди. О Гримальди стоит рассказать отдельно и подробней, но сейчас о сватовстве и помолвке.
Жениться, не поставив в известность Министерство иностранных дел Франции, Ренье не мог. Боже, хорошо, что об этом не подозревал Джек Келли, иначе поток насмешек с его стороны просто утопил бы Ренье! Что за зять, если вынужден спрашивать разрешение не родителей, а чужого дяди из Парижа, какая же это самостоятельность?!
Гримальди, Монако и большая политика
За несколько лет, прошедших после приезда Ренье в Филадельфию и нашей помолвки, я не раз имела неприятность убедиться, насколько плохо большинство американцев (даже репортеров!) знают мир за статуей Свободы. Все остальное для многих – «где-то там в Старом Свете», а понятие «Старый» сродни рухляди.
Те, кто не летает по делам через Атлантику, мало интересуются европейской культурой и не проводят отпуск на Французской Ривьере, не всегда могут отличить одну европейскую страну от другой. Для многих Монако и Марокко одно и то же, мне даже сочувствовали, что придется жить в жаре среди арабов на верблюдах.
Но мне кажется, и в самой Европе в 1955 году не все могли бы сразу вспомнить, где находится и как велико княжество Монако. Монте-Карло? Где-то возле Ниццы или Канн…
