Но все рано или поздно заканчивается, подошло к концу и наше плавание.
– Грейс, завтра утром мы будем на рейде Монако.
– Да, мама.
– Ты все приготовила, чтобы не обнаружить утром неглаженое платье, которое уже некогда приводить в порядок?
Конечно, нашлись «добрые» люди, поведавшие моей маме и остальной Америке, как голливудская звезда Грейс Келли была вынуждена отправиться во дворец на официальную встречу с князем Ренье в мятом платье и с неухоженными волосами.
– Все готово.
– Вещи уложены?
– Да.
– Я посмотрю, в чем ты намерена выйти к своим будущим подданным.
Пришлось продемонстрировать темно-синее пальто и белую муслиновую шляпку.
– Грейс?! Твоего лица совершенно не видно из-под этой шляпки!
– Это хорошо, я совсем не желаю, чтобы все видели, как я боюсь.
– Чего?! Ты Келли, и эти… родственники должны понять, как им повезло, что такая звезда, как ты, решила связать свою судьбу с их княжеством размером с футбольное поле.
– Мама…
– Хорошо, хорошо, я не буду напоминать им о размерах, надеюсь, там хватит места, чтобы разместиться всем, кто прибыл с нами.
– Во дворце Ренье более двух сотен комнат. И отели огромные.
– Где же все помещается?
Спорить не было смысла, Ма Келли до сих пор остается уверенной в том, что часть дворца при более точном обмере может оказаться за границей.
– Завтра увидишь…
Со следующего утра все снова заволокло туманом, я опомнилась только после свадьбы, когда мы с Ренье остались на яхте почти одни.
В Америке Ренье был совсем иным, я забывала о том, что он князь, тем более вокруг не толпилось столько придворных и охранников, он был самим собой, простым, домашним, таким близким и дорогим.
Когда с борта яхты, на которой Ренье вышел мне навстречу, чтобы доставить на берег, на лайнер поднялся князь Монако, я сразу поняла, что это князь, а не просто мой любимый Ренье. Здесь, в своих владениях, пусть и совсем маленьких, он был монархом и вдруг на мгновение показался совсем чужим. Смутившись, мы лишь пожали друг другу руки, но тут же встретились глазами, губы Ренье чуть дрогнули, так знакомо и волнующе, и я поняла, что это он, мой дорогой будущий муж!
Смущены были все, я впервые видела папу слегка растерянным. Обычно незыблемо уверенный в себе, Джек Келли на сей раз потерял часть своей уверенности, как и Ма Келли. Вокруг говорили по-французски, который они плохо понимали, но главное, папа и мама покинули свою территорию и перестали быть главными, ступив на борт яхты, превратились в гостей, пусть и самых почетных. Понадобилось некоторое время, чтобы освоиться.
Первой свободно себя почувствовала мама. Она подошла к княгине Шарлотте, матери Ренье, и, не придумав ничего лучше, бесцеремонно хлопнула ту по плечу:
– Привет! Я – Ма Келли!
Моя будущая свекровь с трудом удержалась, чтобы не упасть в обморок. «Какая-то жена каменщика» смеет так панибратски общаться с ней!
А мама уже пыталась разгадать следующую загадку: все Гримальди держались так, словно не были между собой знакомы.
– Что это?!
Расспрашивать неудобно, тем более мне не до того, но довольно быстро мы заметили, что лучше не заговаривать одновременно с двумя будущими родственниками, один из них обязательно сделает вид, что не видит или не слышит тебя.
Объяснил, хотя и очень неохотно, граф Полиньяк.
– Не стоит обращать внимание. Среди Гримальди вы действительно не найдете и пары, которая бы была в дружбе между собой. Все в ссоре.
Позже я узнала, что именно доброжелательный отзыв обо мне отца моего Ренье графа Полиньяка сыграл роковую роль в отношении ко мне свекрови – княгини Шарлотты, или, как ее звали дома, Маму. Если будущая супруга Ренье понравилась Пьеру Полиньяку, то принять меня с распростертыми объятьями бывшая супруга графа не могла никак. И сестра Ренье Антуанетта (Крошка) тоже. Вместо любви я тут же получила изрядную порцию откровенной неприязни.
Не обошлось и без крупных неприятностей. Княгиня Шарлотта прибыла на свадьбу со своим новым фаворитом, числившимся шофером, а в прошлом ловким вором, промышлявшим кражей драгоценностей. Естественно, когда у нескольких американцев почти сразу пропали из их номеров драгоценности, подозрение пало на слуг княгини (они были бывшими уголовниками, выпущенными на свободу под ее залог). Разразился страшный скандал.
Ма Келли, которая больше всего в жизни боялась внешнего проявления каких-то семейных трений, пришла в ужас:
– Они ссорятся, не стесняясь чужих, кричат, даже ругаются!
Это действительно выглядело безобразно, потому что вежливый с нами и всеми остальными граф Полиньяк кричал в лицо своей бывшей супруге, что она незаконнорожденная, которую удочерили из жалости, чтобы не погибла под забором!
Услышав такое впервые, я на мгновение замерла от ужаса, потом постаралась сделать вид, что ничего не вижу и не слышу, но поздно, Мама поняла, что я все слышу. Это было ее больным вопросом: действительно удочеренная своим отцом по приказу правящего князя, княгиня Шарлотта тем не менее считала, что она голубой крови, в то время как я просто презренная актриса. Конечно, каждый больней всего воспринимает то, в чем слаб сам, матерью княгини Шарлотты была простая прачка, а потому вопросы родословной для нее особенно трудны.
Казалось, нам проще найти понимание, чем настоящей аристократке, но княгиня почему-то возненавидела меня с первого дня и своего мнения не изменила. Ни разу за все время она не появилась во дворце, а если мы навещали ее в ее имении, даже дети не почувствовали и капли тепла от своей бабушки. Удивительно ли, что они не считают ее своей? Конечно, Каролина, Альбер и Стефания хорошо воспитаны, Каролина даже обещала назвать будущую дочь Шарлоттой, но холод чувствовался все эти годы.
Семь дней до свадьбы были предназначены для того, чтобы будущие родственники лучше познакомились друг с другом. Ничего не вышло, Келли оставались сами по себе, Гримальди вообще каждый сам по себе. Я очень старалась не замечать шипения княгини Шарлотты и принцессы Антуанетты, в конце концов, я выходила замуж за Ренье, а не за клан Гримальди! К тому же надеялась постепенно завоевать их расположение. Могу сразу сознаться, что не удалось.
Это была очень трудная неделя, и, сознаюсь, временами мне хотелось, чтобы все либо поскорей закончилось, либо мы с Ренье вдруг оказались в Нью-Йорке. Но вокруг было Монако, которое мне еще предстояло завоевать, толпы гостей и репортеров, а то и просто любопытных, шум, гам и страшная суета. Ни минуты покоя ни днем ни ночью, потому что всегда находился кто-то, кому мало дневных и вечерних праздников, требовалось пошуметь и ночью. Думаю, монегаскам за время наших свадебных торжеств изрядно надоели гости.
