Это обнаружилось, когда мне предложили роль в третьем фильме «Плоть и дьявол», но речи о Стиллере в качестве режиссера идти не могло, он уже работал на конкурентов. Но куда больше нашей раздельной работы Моше волновало то, что я буду играть с Джоном Гилбертом и жить от Стиллера отдельно.
Сейчас мне кажется, что он просто предчувствовал, что произойдет, тогда я не понимала беспокойства наставника. Не принимать такое предложение нельзя, это равносильно актерскому самоубийству, студия просто больше ничего не предложит. К тому же отказываться было бы нелепо, материал для актерской игры куда больший, чем в «Потоке» и «Соблазнительнице», хотя снова несчастная любовь и женщина-вамп. Тогда я еще была согласна играть однообразные роли.
Скрепя сердце Стиллер согласился, хотя его никто и не спрашивал, у меня обязательство перед МГМ, любое невыполнение условий грозило разрывом контракта и просто депортацией из страны. Я не Стиллер, которого тут же взяли конкуренты, меня просто посадили бы на ближайший пароход в Европу.
Да мне самой хотелось сыграть с Джоном Гилбертом.
Фильм получился, после него я стала настоящей звездой.
Но этот же фильм просто рассорил нас с Морицем. Стиллер… приревновал. Не без оснований, но совершенно безобразно. Он, всегда внушавший мне, что просто изображать любовь перед камерой грешно, нужно хотя бы в минуты съемки искренне любить партнера, что отношения мужчины и женщины вообще трудно поддаются как описанию, так и осуждению, что ревность одно из самых нелогичных и глупых чувств, ревновал.
И вот это было особенно тяжело. Стиллер никогда не предлагал мне выйти за него замуж, это даже не приходило нам обоим в голову, мы не говорили слов «люблю» или «ты моя», «ты мой». Почему же, когда я влюбилась хотя бы на время съемок, реакция Стиллера была ужасной? Теперь я понимаю, что не говорить, что любишь, и не любить в действительности не одно и то же. Наверное, он меня любил, причем сам того не сознавая. Так бывает, человек понимает, что любит, только когда появляется угроза потерять любимого человека.
И все же, признайся Моша в своих чувствах, я бросила бы Голливуд и умчалась с ним обратно в Европу. Но он предпочел выговаривать мне, обвинять, даже оскорблять. Потом я поняла, что это и было объяснение в любви, но тогда, молодая и глупая, я увидела другое: он переживает из-за своих неудач, своей болезни, не может принять то, что у меня все складывается удачно на фоне его проблем.
Стиллер действительно был болен, очень болен. Он где-то заразился чахоткой, в калифорнийском климате она расцвела, и на Морица было трудно смотреть, он кашлял, чахнул на глазах и сильно переживал из-за этого. Я хорошела, он бледнел, моя карьера была на взлете, его рушилась на глазах…
Позже меня не раз обвиняли в том, что я предала Стиллера. Но в чем? В том, что не отправилась с ним обратно в Европу? Но он не звал. Скажите, как можно навязываться человеку, который этого не желает? Может, и желал, но никогда не говорил об этом. Сейчас я понимаю, почему не говорил. Он был смертельно болен, оказался неудачником на фоне моего успеха, он мог стать мне обузой во всех отношениях. И не желал этого. Мориц, как жаль, что я все это поняла слишком поздно, а твое благородство не позволило тебе сказать о своих чувствах откровенно!
Конечно, меня назвали бессердечной, ведь я не бросилась вплавь за своим наставником, не разрушила свою карьеру, забыла все свои обещания. Но я ничего не забывала, никакой карьерой не занималась, а в Гилберта влюбилась не на шутку.
А еще Стиллер не мог простить мне вмешательства Гилберта в мои финансовые дела. Дело в том, что по контракту, заключенному по настоянию Морица при нашем прибытии в Голливуд, мне полагались сущие гроши – сто долларов в неделю, при том что студия собирала за фильмы уже миллионы. Во время съемок «Плоти и дьявола» мой гонорар несколько подрос – до 600 долларов, но у Гилберта, игравшего со мной в паре, он составлял 10 000 долларов!
Понимая, что после этого фильма я стану настоящей звездой, Джон посоветовал потребовать от студии прибавки и не бояться гнева боссов, никуда они не денутся.
Стиллер мог бы простить успех без него, был даже рад ему, но простить мою влюбленность в Гилберта и его вмешательство в мои дела пережить уже не мог. Скандал следовал за скандалом, каждый следующий безобразней предыдущего. Студийные боссы довольно потирали руки. Я не виню в скандалах Морица, совсем нет, но очень жалею, что мы не смогли поговорить нормально, что он предпочел выяснять отношения криком и что расстались пусть не врагами, но и не друзьями. Внешне это выглядело с его стороны как бегство из-за неудачи, а с моей – как простое предательство наставника.
Но не было ни того, ни другого!
Стиллер действительно уехал, не закончив свой четвертый фильм, его отстранили из-за постоянного несогласия с руководством студии и скандалов на площадке. Наверное, эти скандалы во многом были из-за болезни и ощущения моего предательства, хотя меня он в предательстве не обвинял. А в чем обвинял? Смешно вспомнить, но ни в чем серьезном.
Наверное, это было предательством – я влюбилась в партнера по фильму Джона Гилберта, а его агент Харри Эдингтон стал и моим агентом.
Когда после успеха «Плоти и дьявола» мне предложили еще одну роль такого же плана, вернее, просто такую же роль женщины-вамп, я чувствовала себя разбитой, уничтоженной, потеряла покой и сон. В ушах стояли сказанные Мошей в сердцах слова, что Голливуд выпьет из меня все соки, мою молодость, использует и выбросит, как выбросил многих, как выбросил его самого.
Хотелось напомнить, что это он привез меня в Голливуд, он постарался, чтобы я стала звездой на «Метро-Голдвин-Майер», он прочил золотые горы и бешеный успех, так почему же теперь, когда у меня получается, против?
Но я понимала, что во многом Стиллер прав: роли будут следовать одна за другой однотипные, играть в них нечего. А мне даже мое лицо с выщипанными ниточкой бровями казалось чужим. Не о такой актерской карьере я мечтала, хотя уже прекрасно поняла, что играть в театре просто не смогу, мне годится только кино и закрытая площадка на съемках.
Что делать?
На попытку отказаться на студии довольно резко ответили, что Голливуд не творческая лаборатория Стиллера, а коммерческое предприятие, и если мне удаются роли женщин-вамп, то их и нужно играть. Или не играть совсем.
Я предпочла второе: если уж нельзя играть интересные роли, то к чему повторять уже имеющиеся? На студии решили, что я сошла с ума. Бывало, что контракт с актрисой или актером разрывали, выгоняли, выживали, как Морица, не продлевали, просто не давали ролей, и актер уходил сам. Но такого, чтобы актриса, ставшая в одночасье звездой, вдруг отказалась играть выгодную для себя роль… Нет, такого не бывало!
Сначала Майер разозлился и запретил выплачивать мне еженедельную зарплату, пока не появлюсь на съемочной площадке. Майеру не пришлось выставлять наряд полиции возле кассы, я не приходила за зарплатой. Он забыл об одном: что я получала так мало и тратила тоже, что отсутствие оплаты меня не разорило. Я предпочла сидеть дома и размышлять… Люблю одиночество.
