Де Акоста сдалась быстро, уже через пару недель после моего отъезда они принадлежали друг дружке. Меня это волновало мало, хотя тогда я не подозревала, что творится в доме Мерседес, а новые подруги были больше всего озабочены тем, чтобы скрыть роман от дочери Дитрих и, видимо, от Штернберга.
Джозеф Штернберг для Дитрих Пигмалион, как для меня Стиллер. Он очень старался, но преуспел только внешне, натуру человека едва ли можно изменить, ни Кроуфорд, ни Дитрих, ни де Акоста монахинями не стали бы, даже помести их в монастырь с рождения. Я тоже, но по иной причине.
То ли Штернберг, решив вернуться в Германию, звал с собой Дитрих, то ли просто наставлял на путь праведный, но он появился в Голливуде. Мерседес рассказывала, что Дитрих даже испугалась, видно, в планы Штернберга такое поведение его Галатеи не входило, он понимал, что Дитрих может сломать себе карьеру из-за неуемной сексуальности или начать играть роли сродни Кроуфорд.
Я, сидя на вилле у лесного озера, ни о чем таком не подозревала. Во мне росло понимание ситуации. Иногда бывает очень полезно посмотреть на все, в том числе и на себя саму, со стороны. Когда варишься в какой-то каше, едва ли можно оценить саму кашу. Голливудские страсти на съемочных площадках и вне их казались такими далекими и неважными, что уезжать вовсе не хотелось. Но Макс Г. настаивал:
– Грета, у тебя заканчивается контракт, ты должна подписать очень выгодный новый, чтобы создать себе все условия для заработка. Заработай несколько миллионов, вложи их выгодно и уходи из Голливуда. Захочешь сниматься, во-первых, тебя с удовольствием пригласит любой режиссер, во-вторых, всегда можно снять фильм на собственные средства или на средства своих знакомых.
Я понимала, что он прав, но восемь месяцев не могла заставить себя вернуться.
Однако вечно отдыхать невозможно, к тому же следовало напомнить о себе, пока Голливуд не забыл, списывать себя со счетов и уединяться надолго рановато, предстояло заработать «несколько миллионов». Я могла принять виллу в дар от М.Г., но просто не желала быть обязанной. Нет, я сама заработаю, только подскажите как.
Один способ я знала точно: нужно снова сниматься. Несколько других удачных способов вкладывать деньги подсказал Макс. Позже у меня появился другой финансовый наставник – Джордж Шлее. Я хорошая ученица, деньги не транжирила, вкладывала с толком, а потому проблем с финансами вроде потери из-за лопнувшего банка не имела.
Была еще одна причина, заставившая меня «вынырнуть» из шведских лесов и вернуться в Голливуд.
Салка Виртель напомнила о королеве Христине. У нее был готов сценарий, который Тальберг одобрил. В Швеции желание сыграть королеву, конечно, усилилось, тем более Салка в сценарии описывала только первую половину ее жизни. Неудивительно, ставить фильм о слишком вольной жизни Христины во Франции и Италии Голливуд не позволил бы.
Я вернулась в апреле 1933 года, прямо с борта судна написала Мерседес с просьбой подыскать какое-то жилье, не подозревая, что она занята совсем иными проблемами. Меня же настолько занимала предстоящая борьба с Майером и съемки «Королевы Христины», что все остальные вопросы отошли на второй план.
Еще до моего отъезда Мерседес не раз выговаривала мне за излишнюю практичность и даже меркантильность. Если Макс убеждал, что деньги нельзя копить, но их нужно приумножать, разумно вкладывая в дело, то де Акоста считала, что деньги просто нельзя копить. Откуда они будут браться, Мерседес заботило мало.
До тех пор ей везло, то публиковались какие-то стихотворения, то заказывали сценарий, то просили написать статью, то она сочиняла пьесу… Стихи мгновенно забывали, пьесы едва переживали премьеры, статьи много денег не приносили, а супругу надоело содержать свою беглую половину. Оставались сценарии.
Сценаристы в Голливуде зарабатывали немало, но только если их фильмы снимали. Когда окончательно оформилась студийная система, не только актеры и режиссеры, но и сценаристы тоже стали получать постоянную зарплату в ответ на обязанность писать заказные сценарии. Мерседес тоже, она и в Голливуд приехала ради постоянного заработка на этом поприще.
Но шли годы, и выяснилось, что взгляды на то, что должно происходить в фильмах, у Тальберга, отвечавшего за постановочную часть и сценарии, и у Мерседес де Акоста не совпадают. Для меня Мерседес написала сценарий о Жанне д’Арк, но Тальберг, едва увидев, что я почти весь фильм должна ходить в латах и мужском костюме, категорически отказался:
– Мы столько сил потратили на создание для Гарбо образа загадочной женщины! А вы предлагаете переодеть ее в железки?! Нет!
Тальберг не добавил: «Через мой труп», это хорошо, боюсь, что между трупом Ирвинга и Мерседес Майер выбрал бы труп моей подруги. Оба остались живы, фильм не состоялся.
Но погубило Мерседес не это, она умудрилась испортить отношения с Тальбергом, категорически отказавшись добавлять в фильм «Распутин и императрица» не соответствующую истине сцену между какой-то княгиней (пусть она меня простит, я не помню фамилии) и Распутиным. Это была сцена соблазнения княгини старцем.
Я плохо знаю историю России, но подозреваю, что Мерседес пугало не несоответствие историческим деталям (в фильмах верность истории нарушалась на каждом шагу), а то, что она при написании сценария использовала рассказанное ей князем по секрету. Если не по секрету, то наедине, как доброй знакомой.
Зря князь был столь откровенен в Голливуде, там нельзя болтать, если боишься услышать свое слово тысячу раз повторенным и исковерканным. Случай с этим русским князем показал мне, насколько были правы Стиллер и Эдингтон, запрещавшие открывать рот, один ради спокойного выражения лица, другой из опасений, что сболтну лишнее. Ничего о себе самой! – золотое правило, которое не мешало бы усвоить всем, кто желает стать звездой. Чем тогда будут жить журналисты? Выдумками, какая разница, они и так ими живут.
Де Акоста договорилась с этим князем, получив разрешение на использование конфиденциальной информации, но тот категорически запретил упоминать имя жены. Это означало, что Мерседес несколько обезопасила себя, одновременно открыв карты компании. Тальберг был вне себя и просто вышвырнул де Акоста со студии.
МГМ самая крупная студия в те времена, но не единственная же! Однако теперь с Мерседес боялись связываться и остальные тоже.
Фильм вышел на экраны, кстати, того самого князя, убившего страшного старца (этого старца так боялись все русские, что, кажется, он сделал это не зря), играл Джон Берримор. Недостающую сцену дописали за Мерседес, князь рассердился и подал на студию в суд, который выиграл. МГМ выплатила небольшой штраф и огромные судебные издержки, Майер воспользовался этим, чтобы «утопить» Тальберга, Мерседес вернули на студию.
Когда я отбыла в Швецию, скандал еще только разгорался, но поддержать подругу я просто не могла, поскольку из-за потери всех сбережений в банке сама сидела без гроша. У Мерседес немыслимое количество друзей с деньгами, ей раздобыть таковые было в тысячу раз проще. Когда я вернулась, ее уже утешила Дитрих, в том числе и в финансах.
