Вот это Мерседес посчитала предательством с моей стороны – мой отъезд в самую трудную для нее минуту. Но «самые трудные минуты» у подруги случались регулярно, она легко из них выходила, а я просто предпочла не добавлять к ее проблемам еще и свои. Жить в ее доме, прекрасно понимая, что она сама экономит… нет, я предпочла подумать в Швеции и решить собственные проблемы сама.
Когда вернулась, Мерседес уже пришла в себя и принимала утешения от Дитрих. Неужели Марлен воспользовалась минутной размолвкой между нами и в этом? Не знаю, мне все равно.
Сама Дитрих играла русскую императрицу на «Парамаунте» в фильме «Алая императрица». Штернберга отнюдь не волновали исторические несовпадения, он снимал, как желал, но в суд никто не подавал. Наверное, родственников императрицы уже не было в живых. Но я не могу представить себе Дитрих в роли какой бы то ни было королевы, это должна быть пародия.
Не знаю зачем, то ли для того, чтобы набраться русского духа для съемок, то ли чтобы просто напомнить о себе по ту сторону океана, Дитрих поспешно отбыла в Европу сразу после моего возвращения. А может, в том и суть, что после моего возвращения?
Мне было все равно, вернувшись, я немедленно занялась новым контрактом с МГМ и съемками в «Королеве Христине».
Двойной удар для Мерседес – я занималась своими делами и снималась в фильме по сценарию ее подруги-конкурентки, а Дитрих вслед за Штернбергом умчалась в Европу непонятно зачем. Салка писала прекрасные сценарии, по которым поставлено немало фильмов в Голливуде, после «Королевы Христины» она стала и моей сценаристкой – второй вариант «Анны Карениной», «Разрисованная вуаль», «Поединок» («Мария Валевска»), моя любимая «Ниночка», провальная «Двуликая женщина» – всюду принимала участие Салка Виртель. Мерседес обиделась, считая это предательством. Но не сидеть же мне без дела, ожидая, когда де Акоста помирится с Тальбергом и придумает для меня что-то реальное?
Между нами с Мерседес пробежала бы очередная черная кошка, не будь я столь занята подготовкой к съемкам «Королевы Христины». Рубен Мамулян – режиссер удивительный, проникновения в материал требовал серьезного и погружения в атмосферу тоже. Мне оказалось несколько не до романа между Мерседес и Дитрих, зря Дитрих боялась, я о нем просто не догадывалась. А если бы и узнала, ни сама стреляться, ни убивать влюбленную парочку не стала, их отношения – это их дело, а еще их мужей и несчастной дочери Дитрих.
Моя работа считалась предательством, бессмысленный вояж Дитрих по Европе – развлечением. Мерседес была в депрессии, которая выражалась странно, например, она носилась на машине, словно нарываясь на неприятности. Таковая и случилась – после серьезного столкновения она не погибла, но вылетела на дорогу головой. Несколько пластических операций и головные боли, мучившие теперь постоянно, а также возобновившиеся приступы депрессии не способствовали приятности общения с Мерседес. Она ходила в бинтах, страдала и жаловалась.
К сожалению (или к счастью), у меня не было возможности бросить все и сидеть рядом со страдающей от очередной депрессии подругой, после долгого перерыва я работала.
Многие хотели быть похожими на голливудского Сфинкса Грету Гарбо, но чтоб так!..
Иногда мне кажется, что эта женщина вообще существовала, только чтобы подражать. Говорят, когда ей сообщили, что она номер два после меня, Дитрих была горда. Она счастлива тем, что номер два? Терпеть не могу таких! Лучше быть первой Дитрих, чем второй Гарбо, почему она этого так и не поняла?
Меня укоряли тем, что Марлен Дитрих все еще играет, в то время как я давно удалилась от дел.
И слава богу! Пусть играет, даже лежа в постели, пусть скачет по концертам на костылях, пытаясь доказать, что эта развалина некогда была мечтой миллионов. Если она сама не понимает, что вызывает жалость, то Господь ей судья.
Зря считают, что я никого и ничего не вижу вокруг себя, мне так проще – делать вид, что остальные существуют только тогда, когда путаются у меня под ногами или подают руку, чтобы помочь выйти из автомобиля. Это принцип, внушенный Стиллером: никому не навязываться, ни за кого не цепляться, ни к кому не привязываться! Как и никого не осуждать.
Все годы я безоговорочно верила Морицу, даже через много лет после его смерти верю. Он прав, и чтобы соблюсти его принципы, мне действительно пришлось стать Сфинксом.
Я ни у кого не просила помощи, если мужчины и помогали, то по своей воле. Почему? Чтобы не чувствовать себя обязанной.
Я никому не давала клятв верности и не клялась в любви, даже если кто-то утверждал обратное, это была ложь.
И уж тем более не навязывала ни свою дружбу, ни свою любовь.
Предательства не прощала, отношения рвала легко.
Есть ли обиженные? Наверное, но я не в ответе за чужие мечты или чаянья. Хотите обожать Грету Гарбо? Обожайте. Хотите любить ее – любите. Только не путайте Грету Гарбо экранную со мной и не предъявляйте мне потом претензий, если спутали по своей инициативе.
Какое это имеет отношение к Дитрих? Самое прямое, она моя противоположность. Немыслимо навязчивая и привязчивая, временами даже несносная, Марлен висла на шее у всех, до кого могла дотянуться, опекала всех, кто не имел духа категорически отказаться от ее докучливой помощи.
Это интересная мысль – попробовать сравнить нас. Между нами так много похожего и категорически не похожего одновременно…
Я родилась в бедном районе Стокгольма, Дитрих – в состоятельной семье.
Я стеснительна, это с детства, я могла любоваться актрисами и актерами, мечтать о сцене, но только мечтать. Если бы не Макс Гумпель, сама ни за что ни в какой «Драматен» не пошла, не рискнула.
Дитрих тоже любила театр и сцену, но стремилась попасть туда любыми способами.
Она могла выступать перед зрителями, даже любила это, Дитрих не пугали люди в зале, внимание, журналисты, каверзные вопросы и необходимость давать автографы.
Мне помог и меня создал Мориц Стиллер, без него я бы не только не рискнула отправиться в Америку, но и вообще играть. Девушка в ряду справа – это одно, а в любовной сцене крупным планом – совсем иное.
У Дитрих был свой Пигмалион – Джозеф фон Штернберг, который заметил ее в Берлине и позвал в свой фильм, который снимал, кажется, «Голубой ангел». Но Дитрих была уже замужем, имела дочь и актерскую карьеру, пусть и не блестящую, в том числе и театральную. Она примчалась со Штернбергом в Голливуд, надеясь стать «второй Гарбо».
Зачем?! В тысячный раз вспоминаю наставления Стиллера: никому не подражай, будь только самой собой!
Помню свое впечатление от фотографии Дитрих: я решила, что это поклонница-простушка из провинции старательно подделывается под меня. Она так таращила глаза, чтобы те казались больше, что брови совсем вылезли на лоб. При этом взгляд был неестественно томным. Но когда у женщины такое настроение, она не раскрывает глаза как можно шире. Несоответствие показалось просто неприятным.
