Грета Гарбо имеет в виду Александра Вертинского, который был по-настоящему очарован Валентиной Николаевной Саниной – актрисой харьковского театра. Он действительно посвятил Саниной «Буйный ветер», «За кулисами», «Это все, что от Вас осталось»…
Они встретились в Харькове в 1918 году, но союз не состоялся, жизнь развела их навсегда.
С Георгием Шлее они встретились в Одессе, красавица Валентина вовсе не была влюблена в невзрачного Георгия, но когда тот предложил идти дальше по жизни вместе, согласилась:
– Я не знаю, что такое любовь, потому что не испытывала такого чувства ни к кому, но стану вам верной женой.
Стала. А куда ей было деваться? Красивая молодая женщина на юге России в годы Гражданской войны имела немного шансов устроить свою жизнь, даже если у нее были деньги. Денег не было, но были драгоценности, все же Санина была из весьма состоятельной семьи. У офицера Белой гвардии, юриста по образованию Георгия Шлее драгоценностей или денег не было, но была хорошая голова и умение их создавать из ничего.
Они перебрались через Константинополь в Париж, а потом в Нью-Йорк. Прожили драгоценности Валентины, пытались так или иначе подрабатывать. Актерские данные Валентины Саниной-Шлее оказались не столь хороши, чтобы она могла продержаться на Бродвее, зато ее чувство вкуса и умение носить созданные самой вещи понравились дамам высшего общества, немного погодя Валентина открыла ателье своего имени и стала одевать элиту Нью-Йорка, диктуя заказчицам свою волю и свое видение их образов. Например, категорически требовала носить со своими платьями, снабженными изящными капюшонами, только балетки без каблуков, даже если женщина была невысокого роста. Но клиентки послушно снимали туфли…
Джордж Шлее удачно играл на бирже, стал прекрасным театральным импресарио, и его благосостояние позволило даже купить большущую квартиру на Ист-Сайд, 450, в элитном доме. Главное достоинство Джорджа – он умел вкладывать деньги так, чтобы те приносили много больше даже в условиях кризиса.
Этим, прежде всего, и определялись отношения Греты Гарбо и Джорджа Шлее – он вкладывал ее деньги. Видно, очень удачно, как и свои собственные, потому что капитал Гарбо рос год от года. После ее смерти вдруг оказалось, что большая часть роскошного универмага «Родео-Драйв» в Лос-Анджелесе принадлежала актрисе, хотя об этом не знали даже остальные акционеры. Это заслуга Шлее…
Валентина всегда скрывала свой возраст, отнимая лет десять, это получалось потому, что она прекрасно выглядела, но перед Джорджем-то этого делать не могла. Думаю, она подсунула меня Джорджу так же, как Хаузер подсунул меня ей самой. Возможно, Гейлорд рассчитывал на наш с ней взаимный интерес в спальне, но получилось иначе. Валентине уже не был нужен Джордж, как и самому Шлее его супруга.
Это изумляло всех: почему Валентина почти не ревновала мужа ко мне и никогда не закатывала сцен. Смешно, почему она должна была их устраивать, если я заменяла ее там, где самой Валентине уже бывать не хотелось. Никаких оргий втроем не было, как ни хороша Валентина, она все же намного старше меня (пусть ее настоящий возраст останется в тайне, я не из тех, кто выбалтывает чужие секреты), о чем думали те, кто сплетничал о любви втроем? Говорить такое – значит оскорблять умную женщину. Редко какая дама в возрасте пожелает, чтобы ее тело сравнивали с более молодым и подтянутым.
Валентина уже много лет была просто другом Джорджа, она прекрасная советчица, собеседница и даже наставница. Они с Джорджем стали моими наставниками во всем. Санина не просто одевала меня, мы одевались одинаково, совершенно одинаково. Появиться в одинаковых костюмах и заставить репортеров путать нас – это же так весело!
Но не только костюмы были одинаковы, после того как я купила квартиру в их доме на девятом этаже, Джордж обставил ее точно как свою. Та же мебель, обои, безделушки, книги, люстры, лампы… Он словно раздвоился между мной и Валентиной.
Я не раз думала почему. С первой и до последней минуты я не намеревалась выходить за него замуж. Джордж знал об этом, знала и Валентина. Для Шлее я была просто точкой приложения его сил и знаний. В паре с Валентиной они равны, Джордж не мог (и не желал) ни в чем наставлять жену, она самостоятельная. Но ему недоставало Галатеи, таковой явилась я.
Спальня была только приложением, к тому же не так часто. Битона всегда возмущало то, что я «вынуждена жить с этим русским осетром». Но меня никто не неволил, я не делала никакого усилия. Зато рядом со Шлее всегда чувствовала себя защищенной. Он словно взял меня за руку и повел из полной темноты к свету, чего не смог сделать тот же Битон.
Нужно вспомнить, кем и какой я была при встрече с Валентиной и Джорджем и когда они стали моими наставниками. В годы войны я чувствовала себя нужной, несмотря на опасность, которой подвергалась. Но после…
Мне сорок, для актрисы это критический возраст, особенно той, для которой главное ее лицо. Лицо может дольше выглядеть молодым, чем тело, но на нем заметней малейшее старение. Недаром Битон так резвился по поводу моих морщинок. Кого играть? Постаревшую женщину-вамп? Это было бы ужасно. Танцевать канкан на крыше автомобиля, как Марлен Дитрих, доказывая, что я «еще ничего»? Глупо.
Договора со студией не было, другие предлагали неприемлемые роли либо откровенное повторение того, что я уже много раз играла. В кино Грете Гарбо ни новой, ни прежней места не нашлось. Битон винил в этом меня, мол, если бы я с самого начала не играла тех самых женщин-вамп, а снималась в серьезных трагических ролях, то могла играть до старости.
Это жестоко и несправедливо, потому что у меня не было никакого выбора, я вынуждена играть то, что предлагали, а как только попыталась сменить амплуа, зрители отвернулись. К тому же возраст… Зрители, как и сам Битон, не склонны прощать актрисе ее морщинки.
И тогда после войны я нашла новое общество – общество состоятельных, даже богатых людей. Им не были нужны мои собственные деньги, мое тело, даже моя популярность, у них хватало своего. Нет, ввел меня туда не Шлее, «русского осетра» не слишком жаловали гости яхты «Кристина». Зато Шлее помог мне стать состоятельной, чтобы не быть среди этих гостей белой вороной или бедной родственницей.
Джорджу очень нравилась моя привычка деньги копить и нежелание тратить. Делать деньги… что могло быть для Шлее интересней? Вкладывать, но не как Онассис с риском потерять все, а наверняка, скрупулезно просчитывая возможности каждого вложения. Я доверила свои финансовые дела Джорджу, и не пожалела.
Конечно, Онассис миллиардер, его состояние и возможности не шли ни в какое сравнение с нашими, но зато у нас была уверенность в завтрашнем дне. За эту уверенность я Джорджу благодарна. Я заработала то, что у меня есть, сначала бесконечными съемками, потом разумными вложениями и тратами, я могу гордиться своим состоянием без угрызений совести. Конечно, Ари посмеивался над Джорджем, даже презирал «этого неповоротливого русского осетра», а Шлее терпеть не мог нахрапистого Онассиса, вечно действующего на грани (а иногда и за ней) закона и человеческой морали, но оба правы по-своему.
