Тогда бог миловал. Вот как полезно быть мелочью, недостойной внимания репортеров. Ларри положение «мелочи» не устраивало, но он понимал, что пока лучше не привлекать к себе внимание, пусть несколько улягутся страсти.
Честно говоря, страстей не было, Джилл еще раз поговорила со мной, пытаясь понять, что я вообще что-то вижу сквозь розовые очки, убедилась, что предпочитаю не считать шишки на чужом лбу, а набить свои собственные, причем каждую гигантских размеров, напомнила, что Ларри обязан содержать Тарквиния и видеться с мальчиком, чтобы тот знал, что у него есть папа. Мы расстались приятельницами, конечно, эта дружба не могла продолжаться, Ларри бы не позволил, но и вражды тоже не было.
Ли я обещала написать о своем окончательном решении через месяц. Наши супруги вели себя исключительно корректно, хотя на развод не согласились. У Джилл и Ли были свои соображения. Надеялся ли Холман, что я вернусь? Если это и так, то ничего хорошего не получилось бы, потому что и мое чувство вины, и его чувство превосходства (Ли никогда не говорил о таком, но я понимаю, что оно должно быть) превратили бы жизнь в ад.
Но нам и в голову не приходило, что возможен возврат к прежней жизни, мы жили друг другом и сценой. Мы понемногу играли, понемногу снимались, много читали и много беседовали. Ларри учил меня играть, учил тому, чему сам совсем недавно научился у Джилл. Постепенно выяснилось, что у самого Оливье немалые пробелы в образовании, это неудивительно, если вспомнить, что он почти до всего доходил сам. Какое мне доставляло удовольствие тоже что-то давать Ларри, кроме домашнего уюта и развлечений! Мы сумели выбраться в Венецию, и я с огромным удовольствием сумела помочь своему возлюбленному ознакомиться с шедеврами живописи, архитектуры, показывала картинные галереи, рассказывала о храмах… Нашлось то, чем я могла отблагодарить Ларри за его учебу и заботу обо мне.
А еще в это время вышла книга, сыгравшая в моей жизни огромную роль, – «Унесенные ветром». Скарлетт захватила меня с первых строчек, я мгновенно поняла, что, если когда-то будут ставить такой фильм в Англии (а я не сомневалась, что будут, уж очень хороша книга!), Скарлетт О’Хару должна играть только я! Я заболела этой книгой и ролью настолько, что подарила по экземпляру всем своим друзьям и однажды во всеуслышание заявила, что сыграю Скарлетт!
Надо мной весело посмеялись, тем более произошло это в большой компании во время обсуждения будущего фильма. Дэвид Сэлзник купил права на экранизацию романа, которым зачитывалась не только Америка, но и половина мира. Для американцев Скарлетт мгновенно стала национальной героиней, а Сэлзник еще и объявил настоящий конкурс на главные роли Скарлетт и Рэтта Батлера. Кандидатками называли всех голливудских звезд и просто известных актрис.
Я просто умирала от желания сыграть Скарлетт! Но Глиддон, а за ним и Алекс Корда только отрицательно качали головами: англичанке сыграть символ Америки не стоит и надеяться. Да еще и не имеющей опыта работы на съемочной площадке.
Меня не принимал всерьез никто, а вот Ларри некоторые даже прочили роль Рэтта. И однажды я высказалась, громко объявила в присутствии большого числа собравшихся, что Ларри не будет играть Батлера, а вот я сыграю Скарлетт! Посмеялись с оттенком снисходительности, мол, чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не вешалось, пусть мечтает, в конце концов, об этой роли мечтают не только актрисы, но и каждая американка от шестнадцати до шестидесяти, если не хрома на обе ноги, не слепа и не горбата.
Ларри посмеялся вместе со всеми. Но тогда оттенок превосходства моего Ларри еще не перешел в откровенную насмешку, а потому он даже пообещал замолвить за меня словечко перед своим американским агентом Майроном Сэлзником, между прочим, братом Дэвида. Майрон только что нашел для Ларри замечательную роль в «Грозовом перевале» – фильме по книге, которая в Европе была столь же популярна, как в Америке «Унесенные ветром». Эмили Бронте зачитывались все от мала до велика, и играть в фильме, пусть и голливудском, по этой книге означало мгновенно стать популярным.
Нет, я не завидовала Ларри из-за его роли Хитклиффа, я сознавала, что это заслуженно, но мне так хотелось быть с ним рядом! Несколько месяцев съемок… для влюбленной идеалистки это немыслимый срок! А вдруг он там встретит кого-то, кто сумеет завоевать его сердце?! А вдруг за время съемок он передумает и вернется к Джилл?! Да, в конце концов, я просто не могла долго быть без обожаемого Ларри. В Англии и без того часто пасмурно, а с его отбытием солнце вообще перестало показываться из-за туч, во всяком случае, я не замечала, чтобы оно светило. На сердце и в настроении тоска, нет, даже просто мрак, черная дыра, поглощающая все.
Сомнения, терзания, страх, переживания из-за того, как там Ларри, что ест, как спит (с кем спит, не думалось), как ему дается роль, ладит ли с режиссером, как актеры… О, я прекрасно понимала, каково на площадке, очень хотела бы поддержать, но боялась быть навязчивой.
Ларри играл одну из главных ролей у знаменитого режиссера Уильяма Уайлера, который даже нарочно побывал у нас дома, чтобы убедить Оливье принять предложение. Лоуренс был в восторге, хотя старательно скрывал это: его, как настоящую звезду, уговаривал сам режиссер, причем уговаривал не просто между делом при случайной встрече или после банкета, а приехав в Лондон!
В начале ноября 1938 года (в мой день рождения!) Ларри отбыл на «Нормандии» к берегам Америки на съемки. Я крепилась, как могла, махала ему платочком с причала, не позволяла литься слезам во время прощания, сберегая их на потом… Но факт оставался фактом – Ларри в Америке и с хорошей ролью, а я в Лондоне без ничего. Да, я вдруг оказалась свободна, потому что спектакли абсурда, которые наперегонки бросились ставить по примеру Кауарда, долго не держались. То, что при этом критики робко хвалили мою игру, положения дел не спасало, играть было просто нечего, а без Ларри я и вовсе потерялась…
Еще хуже стало, когда из Голливуда стали приходить письма от Ларри. Все не заладилось с первых дней. Оказалось, что одно дело любезно беседовать с режиссером за чашечкой кофе у себя дома и совсем иное – подчиняться ему на съемочной площадке. Уайлер – режиссер «женский», он любит и умеет работать с актрисами, считая, что актеры справятся сами, но при этом немало требовал от них.
Ларри умудрился поссориться со своей партнершей, а потом с самим Уайлером. Ссора с продюсером Сэмом Голдвином едва не лишила его роли. Голдвин ругал Ларри за наигранность, излишнюю театральность и грим, больше подходивший для сцены, чем для съемочной площадки. Жалобы на всех сразу потоком выливались на меня в частых письмах.
В то же время мама, воспользовавшись отсутствием Ларри в Лондоне, решила поставить все на свое место, она даже не удвоила свои усилия, не удесятерила, она их усилила во сто крат, ежедневно, ежечасно, ежеминутно внушая, что я должна вернуться к Ли, который из благородства простит мне измену, хотя, наверное, заставит бросить сцену. Но это требование обманутого мужа вполне справедливо!
– Все же твой Ларри бросил тебя ради роли, которая, еще неизвестно, удастся или нет.
– Мама! Я сама настояла, чтобы Ларри отправился сниматься у Уайлера.
