Во-вторых, происходит усложнение заданий, которые должны были выполнять агенты. Если на первом этапе они в основном использовались для разведки переднего края и в качестве сигнальщиков, то теперь им давались задания по проникновению в партизанские соединения для ведения подробной разведки и совершения террористических актов против командного состава. В феврале 1942 г. был задержан 10-летний мальчик Черешнев, получивший от немцев задание бросить таблетки в колодцы с питьевой водой в местах расквартирования красноармейцев. Черешнев, не зная, в чем дело, попытался это сделать, но был задержан. При исследовании в таблетках были обнаружены бациллы сапа
[782].
В апреле 1943 г. в одной из сводок представительства БШПД на Калининском фронте указывалось, что «в последнее время отмечены факты засылки противником в районы действий партизан детей местного населения в возрасте 8—15 лет, подготовленных к производству террористических актов против партизан. 7 апреля 1943 г. партизанской бригадой Бирюлина пойман 8-летний мальчик с пистолетом и OB в порошке, имевший задачу: убийство и отравление комсостава. Из немецкого гарнизона Заполье Сурожского района, направлено в Суражскую зону 4 группы малолетних диверсантов по 2–3 человека в каждой группе»
[783]. Агентам-подросткам Шумилинской школы ставилась задача в районе Витебска, Полоцка и Орши «собирать разведданные о расположении партизанских отрядов, производить теракты против командного состава»
[784]. Выпускникам Минской школы – «отравления колодцев и уточнения дислокации отрядов»
[785].
Контрразведкой 125-й партизанской бригады Полесского соединения в апреле 1943 г. был разоблачен 15-летний мальчик по фамилии Радовня, который был завербован следователем гестапо. Мальчишка был направлен в партизанские отряды и получил задание: «узнать места дислокации отрядов, бригад, соединений, численный состав этих подразделений, вооружение, фамилии командного состава и места авиапосадочной площадки в срок 10 дней». За это он ему обещали «дать костюм, 5000 рублей деньгами и выдавать продукты»
[786].
Третьей особенностью данного периода было расширение контингента вербуемых. К ранее указанным категориям (уголовники, беспризорники, сироты) добавились дети из семей изменников и предателей Родины. В разведсводке БШПД № 3 от 19 января 1943 г. указывалось, что «для разведки партизанских отрядов в лесах в м. Сенно гестапо были организованы курсы разведчиков, на которых было до 140 человек, в основном жены полицейских, их дети до 14 лет, беспризорные и детдомовцы»
[787]. Имели место факты вербовки в агенты детей-комсомольцев. Так, в школе, которая размещалась в Ст. Борисове, проходило обучение «до 150 человек, большинство бывшие дети-комсомольцы»
[788].
Активнее стали привлекаться к разведывательно-диверсионной работе воспитанники детских домов. В начале Великой Отечественной войны из Белоруссии в советский тыл удалось эвакуировать 191 детское учреждение, в которых находилось 16435 детей
[789], однако значительное количество подобных заведений осталось на оккупированной территории. Установить точное количество весьма затруднительно, так как происходили их реорганизация, укрупнение, закрытие и перемещение. Белорусский историк К. Козак указывает, что к началу марта 1943 г. на территории БССР действовало 25 детских домов
[790].
В одном из документов абвера за 1942 г., в котором давались указания по вербовке агентуры, указывалось: «Следует посещать детские дома, там имеются 15–16 летние подростки, которых можно использовать для посылки на задания»
[791]. Немецкие вербовщики активно использовали фактор тяжелого положения детей. Вот некоторые рассказы воспитанников детдомов: «Обхождение с детьми жестокое: избивание ремнем, битье по затылку, выкручивание ушей – обычное дело, лишение еды, кусочка хлеба…»
[792]. Еще хуже была ситуация с питанием. Н. Куманяева – воспитанница Червенского детдома – так ссылается на свой опыт выживания: «Для приготовления завтрака на котел емкостью 12 ведер воды выдавали 3 кг самой плохой овсяной или ячневой с остюками муки. Размешивая в воде, получали скользкую баланду. Мы ее на завтраке и пили без хлеба. На обед – также 3 кг муки, 1 ведро картошки и 40 грамм хлеба из желудевой муки. На ужин – 3 кг муки, по 2 черпака баланды. Этот паек был рассчитан на более чем 200 детей. Соли в детдоме тоже не было. Тарелок и ложек у нас не было, каждый ребенок приобрел у немцев на мусорке себе жестяную банку из-под консервов. С них мы пили. Одежду в детдом с начала войны не получали. Она износилась, и мы остались раздетые и босые»
[793]. Очевидно, что в таких условиях немцам открывались хорошие возможности для вербовки через обещание хорошего питания, теплой одежды, материального вознаграждения и интересной работы. После отбора кандидатов осуществлялось их оформление в качестве сотрудника через подписку. После этого детдомовцев могли отправлять на обучение в одну из разведывательно-диверсионных школ, а могли провести первичный разовый инструктаж и отправить на задание.
В апреле 1943 г. из «Могилева было направлено 25 воспитанников детских домов с задачей разведки партизан. Такая агентура легендируется невыносимыми условиями жизни в детдомах»
[794]. Более глубокую подготовку получали завербованные дети из детских домов, направленные на обучение в немецкие разведывательно-диверсионные школы. Известно, что такой контингент обучался в спецшколах в Могилеве
[795], Слуцке
[796] и Орше
[797]. Так, разоблаченный агент Константин Мандрик (13 лет), обучавшийся в Слуцке, во время допроса сообщил, что «набор был в эту школу из детских приютов и беженцев, присланных из-за фронта… Основной вопрос был поставлен, как разведка в лесах, то есть нахождение расположения партизанских отрядов, узнавание вооружения разного типа»
[798].
