Активно привлекалось к шпионской работе и пожилое население. Например, в ноябре 1942 г. в одном из партизанских отрядов было отмечено, что «гестапо ведет агентурную разведку против партизан, вербуя для этого детей и старух»
[947]. Очень часто такой деятельности придавался религиозный контекст. Так, партизанами было уничтожено 6 человек немецких шпионов, действовавших «под видом распространителей Священных писаний и разными другими предлогами. Это в большинстве старики, иногда местные, за деньги продавшиеся фашистам»
[948]. Российский историк М. Семиряга также приводит пример, когда «фашистские агенты пытались проникнуть к партизанам под видом богомольных женщин, разносящих «священный хлеб»
[949]. Часто эту категорию агентов «направляют под видом закупки продуктов и товарообмена в районы расположения партизанских отрядов»
[950]. Сами немцы неоднократно ссылались на положительный опыт привлечения пожилых людей и стариков к шпионской работе
[951].
Лаврентий Цанава в мае 1943 г. в одном из спецсообщений на имя П. Пономаренко отмечал: «Доношу, что оперативными работниками НКГБ БССР, направленными мною в апреле месяце 1943 г. для агентурной работы на временно оккупированную территорию Гомельской области вскрыта крупная сектантская организация, насчитывающая около 400 человек. Основными районами, охваченными данной сектой, являются Гомельский, Кормянский, Красногорский и Чечерский данной области. Руководителем секты является Гаврилова Татьяна Акимовна… по профессии учительница. Данная сектантская организация широко используется гестапо для шпионско-разведывательных целей… Для вскрытия организационного построения секты и разложения ее – завербованы агенты внутренники»
[952].
Укажем на то, что в ряде случаев на службу немецких разведывательных органов привлекались священослужители. Православная церковь (и ее священнослужители) в условиях оккупации оказалась фактически расколотой на тех, кто добровольно и сознательно сотрудничал с оккупационный властями, тех, кто делал это под принуждением и тех, кто попал в разряд коллаборантов случайно. Кроме того, определенная часть священнослужителей осталась верна советской власти
[953]. Объективный рост религиозной жизни, который наблюдается с лета 1941 г., способствовал тому, что активизировалась деятельность приходов, особенно в сельской местности. В ряде случаев священники нарушали тайну исповеди и доносили немецким властям о партизанах, подпольщиках, связных и советском активе. Например, активно сотрудничал с немецким карательным подразделением СС Дирлевангера священник Антониус из Логойска
[954]. В архивных документах отмечалось, что «осведомителями, провокаторами и агентами» мельдекопфа абвера в Бобруйске были: Анисимов Александр – протодьякон; Галикевич Николай – работник кладбищенской церкви; Пиневич Тимофей – священник церкви в Луках; Соколов Николай – настоятель собора в Бобруйске и др
[955]. Аналогичная ситуация наблюдалась и на сопредельных территориях. Так, в сборнике документов «Приказ: архив уничтожить! Прибалтийский экзархат и Псковская православная миссия в годы немецкой оккупации 1941–1944» приводятся убедительные свидетельства активного сотрудничества православной церкви и отдельных священнослужителей с немецкими разведывательными структурами
[956].
Отметим, что для вербовки агентуры немецкая разведка активно использовала различные социальные службы и коллаборационистские структуры оккупационной власти. Например, в Минске по ул. Тифлисской (Тбилисской) в 1944 г. действовал филиал немецкой разведшколы. Набор слушателей туда «в основном происходит через отдел восточных пропусков по ул. Урицкого, поэтому в нее в большинстве попадают беженцы, лица, предназначенные для увоза в Германию или возвращенные из Германии по болезни, или другим причинам. Лицам, обращающимся в отдел восточных пропусков за разрешением их выезда к месту постоянного жительства, после долгих обещаний выдать пропуск, предлагают условия, без которых пропуск не может быть выдан – окончить школу гестапо и работать в пользу немцев»
[957]. Старший оперуполномоченный особого отдела НКВД 6-й Армии Юго-западного фронта лейтенант госбезопасности Григорий Прокудин указывал: «В каждом районном центре, городе имеются так называемые органы социальной опеки для помощи репрессированным органами советской власти. Все эти лица в первую очередь устраиваются на работу, получают пенсии. Этот орган контролируется немецким гестапо. Руководитель отдела социальной опеки является агентом гестапо. У него находятся на учете все репрессированные органами Советской власти и их семьи. Вызывая каждого, он изучает каждого и сообщает гестапо о возможности его использования»
[958].
Вербовка агентуры осуществлялась и под патронажем «Организации Тодта». Вот что рассказал разоблаченный в мае 1943 г. немецкий шпион Альфред Демидович: «В момент отправки молодежи в Германию в марте 1943 г. меня и Усачева Казимира вывезли в бюро «Организации Тодта», где были три немецких офицера и предложили нам ехать в Германию. Мы на это стали отказываться рядом мотивов. Они тогда предложили остаться здесь и работать в пользу немецкой разведки. Подписки они у нас не брали, а после нашего согласия пообещали приехать к нам. Позже они приезжали еще несколько раз и в конце марта они указали нам, что придется идти в один из партизанских отрядов с задачей установить место расположение партизанского отряда, его численность, вооружение и вернуться через 8—10 дней»
[959]. В августе 1943 г. были разоблачены немецкие шпионки Мария Лазарихина, Мария Леонова-Гончарова и Валентина Клочкова, которые работали на разных должностях в Вязьме в «Организации Тодта», там же они были завербованы для шпионской работы сотрудником разведки Скоробогатовым и направлены для работы в Могилев, а оттуда – в партизанские отряды.
