Когда же я смогу объяснить это недоразумение с краской? Видимо, прямо сейчас.
– А что мне теперь прикажешь делать? У меня уже нет защитной окраски! Теперь я жёлтый, как дурацкая канарейка! – Голос сеньора Кортанте хлестал меня по лицу как ледяной зимний ветер. Он приблизил морщинистую голову к моей морде так близко, что задел мои вибриссы, а я уловил его рыбье дыхание. – Это же просто чёрт знает что такое! Эта история с краской – самое дурацкое из всего, что случилось со мной на этой проклятой неделе!
Я набрал в грудь воздуха, чтобы оправдаться, но мне не удалось вставить ни словечка.
– Ты думаешь, ты крутой, потому что ты пума? Да раньше я кошечек вроде тебя на завтрак ел. А потом ещё когти об их мех вытирал!
Защищаясь от нападок, я поднял лапу вверх, но он костерил меня ещё минут пять. Мне показалось, что это были пять лет.
Наконец сеньор Кортанте спросил:
– Как тебе вообще в голову пришла такая гадость?! Отвечай, мерзкий шелудивый котёнок!
– Никак, – осмелился я ответить. – Это был не я.
– Вот, значит, как. И можешь это доказать?
– Нет, думаю, не смогу. – На душе было невыносимо тяжело.
Он ещё ближе придвинулся ко мне. Я собрался с силами, чтобы не отвернуться. И снова его голос хлестнул меня:
– Кто это сделал? Твои дружки?
– Нет, – тут же ответил я.
– Тогда назови мне их имена, – сеньор Кортанте буравил меня взглядом.
– Ээ-э, да, но я…
– …но ты этого не сделаешь, да? – закончил за меня директор школы.
– Верно, – инстинктивно сказал я.
– Хорошо. Не люблю стукачей. Ну, кроме своих осведомителей. Дай угадаю – они подстроили тебе ловушку? – Сеньор Кортанте рассмеялся – звук был такой, как будто вниз по склону грохочут камни. – У меня тоже был такой случай. Один преступник подкинул мне кое-что незаконное, чтобы меня арестовали. Ха-ха-ха, как же он облажался! Он и теперь ещё в тюрьме. – О! – только и сказал я. Я не понимал, куда клонит директор, но на душе у меня немного полегчало.
– А ты знаешь, кто ты такой?
– Да, сеньор Кортанте, я знаю, кто я, – ответил я и почувствовал, что окончательно успокоился. – Я не человек и не пума, я и то и другое одновременно, и мне это нравится, особенно с тех пор как я учусь в школе «Кристалл».
– Это хорошо, – пробурчал директор и взглянул на жёлтые пятна на полу. – Завтра все ученики встанут в пять утра и будут оттирать эту краску с меня, с моей хижины и с пола. Тебе ясно?
– Ясно, – кивнул я.
Видимо, разговор был окончен. Я беззвучно поднялся и уже собрался удалиться, мягко ступая кошачьими лапами.
– Да, вот ещё что! – снова раздался голос директора школы у меня в голове. – Мне кажется, язык у тебя хорошо подвешен, ээ-э, как там тебя?
– Караг, – быстро подсказал я.
– Один крупный телеканал хочет взять интервью о нашем школьном обмене. У школьника. Ты туда пойдёшь. В наказание, – проворчал сеньор Кортанте.
– Но за что вы меня наказываете? Это же не я вас облил, – осмелился я возразить.
– Очень может быть. Но ты и не помешал этим разбойникам. Наоборот, ты захотел всё увидеть собственными глазами. Вот теперь и расхлёбывай.
Он, конечно, прав. Я больше не возражал и поспешил вернуться к себе в хижину. Вернее, попытался. Но я не смог встать! Я напряг все свои мускулы, и у меня наконец получилось подняться, но изрядное количество моих волосков осталось в кабинете директора школы, приклеенных к полу настоящей краской для маркировки улиц.
Наконец-то можно уйти!
– Ну, рассказывай! Что он с тобой сделал? – Фрэнки, Брэндон и Генри обступили меня в ванной комнате: я пытался оттереть жёлтые пятна с руки. Но эта краска для маркировки улиц оказалась невероятно стойкой. Сеньору Кортанте, наверное, неделю придётся отмываться.
– Вроде ничего ужасного, – ответил я и рассказал о наказаниях, которые нас ожидают. Фрэнки пожал плечами: для него встать в пять утра не проблема.
А вот Брэндон недовольно крякнул:
– И всё из-за этих дебильных волков!
– Какое странное наказание – интервью на телевидении, – удивился Генри, поблескивая золотистыми глазами. – Многие туда бы бегом побежали.
– Ну, тогда ясно, в чём состоит наказание, – сказал я. – Меня будет преследовать бешеная зависть. И мои бывшие друзья будут думать, что мне нужна слава и свет софитов.
И тут я вздрогнул. Свет софитов. Завтра я окажусь на телевидении. Это мой шанс. Это возможность предупредить всех зрителей о планах Эндрю Миллинга. Но если я решусь выступить против него, что станет со мной? И с моей семьей? Оправдан ли такой огромный риск? Я же прекрасно помню, как Миллинг угрожал мне в последнем письме:
«Предупреждаю тебя – не пытайся препятствовать мне. Если ослушаешься – сразу ощутишь мой гнев на своей собственной шкуре и на шкуре тех, кто тебе дорог».
– Что с тобой? – спросил Брэндон, пристально глядя на меня. – Что-то не так?
– Нет-нет, всё в порядке, – пробормотал я, бросил оттирать краску и принялся чистить зубы. – Уф, я так устал – просто с ног валюсь, пора в постель.
– Верная мысль. Телезвёзды должны высыпаться и хорошо выглядеть, – поддразнил меня Фрэнки. – Мне мама говорила. Но я надеюсь, на морщинки ты начнёшь жаловаться не сразу, пару годков всё-таки должно пройти.
– Если услышишь, что я ною по поводу морщин – не важно, в каком возрасте, – можешь меня прикончить.
Я заполз в кровать и закрыл глаза. Вентилятор гнал прохладный воздух, остужая пот на моём человеческом теле.
В эту ночь мне не сразу удалось заснуть.
Решиться и бороться
В жизни порой оказываешься в дурацких ситуациях. Например, когда, стоя на коленях сдираешь краску с панциря черепахи, а она при этом преспокойно уплетает салат.
К счастью, насмехаться было некому. Джефри со стаей тоже было чем заняться – они пытались отчистить испачканную жёлтым хижину, а тикос трудились над кабинетом, в сотый раз с восторгом обсуждая пари. Дориан тоже не мог упражняться в остротах – он попросту сказался больным. Наверняка решил провести время с большей пользой для себя – поработать над автобиографией. Его можно понять: отдирать краску и правда занятие малоприятное.
– Шею не трогай, щекотно! – крикнул сеньор Кортанте. – Да, кстати, вот ещё что. Сегодня во время интервью ты должен произнести кодовые фразы.
– Кодовые фразы? – Я остановился передохнуть и вытер пот со лба. Всё-таки человеческие руки жутко удобная штука.