— Потому что ты человек! — закричал Лео в это красивое-некрасивое лицо. А потом сжал кулаки, чтобы не потянуться к девчонке рукой, не коснуться сверкающих медью локонов, не провести костяшками пальцев по нежной коже.
— Людям нельзя доверять, — добавил он уже спокойнее. — Вы, люди, чудовища.
Лео ожидал взрыва, яростного протеста. На его памяти двуногие часто били себя в грудь, доказывая: «Мы не такие», но вместо того, чтобы обидеться или начать спорить, Веснушка посмотрела на него с жалостью.
— Они что-то тебе сделали, да? Что-то плохое? В прошлом?
Меньше всего хотелось лезть в грязную муть под названием «воспоминания». Увязать в трясине произошедшего. Бередить старые раны. Он похоронил боль под ненавистью, но та оставалась мучительно острой. Для него обнажать душу было как рыться в вонючей луже в поисках осколков стекла. Изранишь все руки.
Веснушка ждала. Смотрела с нежностью и терпением. И он заплакал. Неожиданно для самого себя. Впервые с того момента, как перестал быть котенком.
— Фанатики. Убили всю мою семью. Всех.
Он не понял, как оказался в объятиях своей истинной, ее ладонь, утешая, опустилась на его подрагивающую спину, и плотину прорвало.
— Родителей застрелили у нас на глазах. Я помню, как дым вырвался из дула ружья. Оно казалось мне таким огромным, это ружье. Таким большим. Еще я помню звук. Страшный, оглушающий хлопок. И запах. Едкий, неприятный. Меня, моих брата и сестру затолкали в мешок и бросили в Аку-ано. Это река у северных границ Заары. Мы шли ко дну. Никак не могли разорвать мешок и выбраться. Слишком паниковали. Мешали друг другу. Толкались, — он крупно вздрогнул. — Я был самым сильным в помете, но все равно слабым и маленьким. Не помню, как мне удалось спастись. Наверное, я все-таки сумел разорвать мешок.
Он говорил долго, перемежал слова всхлипами, слезы бежали по щекам, и вместе с ними тело покидала застарелая боль. Будто они, слезы, выводили из организма яд, постепенно очищая раненую душу. Каждое слово приносило чувство освобождения.
Столько лет Лео хранил в себе эту муку. Наверное, ему давно стоило выговориться, но он никому не доверял — боялся обнажить уязвимое нутро. Судьба научила: проявишь слабость — найдется тот, кто этим воспользуется. Выживает лишь сильнейший — урок, который преподала ему Аку-ано.
— Мне так жаль, так жаль, — шептала Веснушка, и ее пальцы, нежные, ласковые, забирали остатки боли. Тепло желанного тела успокаивало, и было не страшно — больше не страшно — повернуться беззащитной стороной. Снять броню, которую он наращивал годами.
В конце концов, возможно, не такое она и чудовище, его истинная. Не станет чудовище, рискуя жизнью, стремиться спасти перевертыша, попавшего в беду.
А она стремилась. Хотела помочь Варгу. Она — человек рвалась помочь оборотню.
Это не укладывалось в голове, но заставляло многое переосмыслить.
Неужели не все люди одинаковые?
Глава 17
Маруся и ведьма
Ужасная история. Чудовищная!
За дни похода я успела немного изучить Лео и поняла, что он из тех мужчин, кто боится показывать свою слабость. Больше всего я опасалась, что этот внезапный приступ откровенности обернется для нас двоих мучительной неловкостью. Многие впоследствии жалеют, что поддались порыву обнажить душу. Осознанно или безотчетно они начинают избегать тех, кто видел их уязвимыми. Пытаются забыть о том, что сняли маску и показали себя живыми людьми.
Что, если, успокоившись и придя в себя, Лео устыдится минутной слабости? Что, если возведет между нами стену отчуждения? Не оттолкнет ли меня за то, что я стала свидетельницей его слез?
Мне отчаянно хотелось сохранить возникшее между нами ощущение близости и доверия. За то короткое время, что мы провели вместе, я успела привязаться к Лео. Когда это случилось? В какой момент ягуар-ворчун стал мне дорог?
После того, как я услышала трагическую историю его прошлого и мое сердце заныло от жалости? Или причина в словах Лиама? В том, что я — единственная женщина, с которой Лео может быть вместе?
Теперь, зная все, я стала понимать его лучше. Многие вещи открылись мне в новом свете.
Почему ягуар боится воды?
Почему недолюбливает людей?
Почему отталкивает меня, свою истинную?
Я получила ответы.
Его замкнутость, раздражительность больше не казались проявлениями тяжелого характера. То, что он прыгнул в реку, несмотря на фобию, и попытался меня спасти, говорило о храбрости. И о сильных чувствах.
Чувствах ко мне.
Много ли мужчин из моего мира — мужчин, с которыми я встречалась, делила постель, готовы были подвергнуть себя опасности ради женщины? Вдруг мое появление здесь, в Заслании, не досадная случайность, а дар судьбы? Не стоит ли присмотреться к Лео и Варгу внимательнее?
Варг…
Надо было как-то уговорить Лео вернуться к Аква’тэ’молле.
Спина под моей ладонью перестала вздрагивать и напряглась. Оборотень молчал довольно долгое время, но не пытался отстраниться. Однако сейчас я почти физически ощутила перемену настроения. Воздух вокруг словно загустел и наполнился статическим электричеством.
Это была та самая неловкость, которая наступала после подобных приступов откровенности. Стыд, приходящий на смену желанию выговориться.
Внезапно я осознала, что теперь все зависит от меня: замкнется Лео еще больше, смутившись собственных слез, или этот случай нас сблизит. То, как я себя поведу, определит наши отношения в будущем.
Если сейчас я начну горячо сочувствовать или убеждать кису, что в мужских слезах нет ничего зазорного, то лишь усугублю неловкость. Такой уж он, Лео, — не прощает себе слабости, жаждет выглядеть в чужих глазах суперменом.
Ягуар дернул плечами, освобождаясь из моих объятий. Молчание затягивалось. Тишина готовилась поглотить нас, как черная дыра. Надо было разрядить обстановку. Срочно! И я вскрикнула, отвлекая кису от мыслей о его поведении, якобы недостойном мужчины.
— Что случилось? — всполошился Лео.
Задействовав весь свой актерский талант, я зашипела, словно от боли, и схватилась за ногу.
— Судорога! Ой, как больно. Не могу. Это просто невыносимо.
План сработал. Вместо того чтобы заниматься самобичеванием, киса сосредоточил внимание на моей ноге. Опустившись на колени, он принялся осторожно разминать мышцы голени.
— Так легче?
Какой заботливый.
Я смотрела на его темноволосую макушку, и в груди рос, наполняясь жаром, огненный шар. Почувствовав мой взгляд, киса поднял голову. Пальцы на моей ноге были такими нежными, в янтарных глазах плескалось беспокойство, и я сделала то, что окончательно разрушило стену неловкости между нами.
