КОШЕЧКА69: У тебя мало доказательств. А все, которые есть, были собраны за закрытыми дверями в полумраке отельного номера
Ах ты ж моя адвокатесса. Моя умница.
ТЕМНЫЙ: Проведем экспертизу?
КОШЕЧКА69: Ты так говоришь, как будто работаешь в юриспруденции
Да признайся ты ей уже! – долбит моя совесть или здравый рассудок, пока непонятно. Я дергаю ногой, подыскивая ответ в своей голове, и в этот момент дверь зала суда распахивается, оттуда выходит секретарь судьи.
— Дело Руд против Толгатова.
— Есть, — вскакиваю на ноги, как и адвокат противоположной стороны.
Секретарь окидывает нас с Елисеевым взглядом.
— А что, стороны на процесс не явились?
— Так мы явились, — кивает Елисеев.
— Та знала бы, зал бы не брала. Ладно, входите.
Пропускаю Сергея вперед, пока сам быстро печатаю Иде сообщение.
ТЕМНЫЙ: Ты ошиблась. Извини, вынужден бежать
КОШЕЧКА69: Удачи, куда бы ты там ни бежал
Вечером Ида присылает мне сообщение.
КОШЕЧКА69: Фильм отстой. Я рада, что потратила на него только время, но не деньги. Я собиралась идти в кинотеатр, но не срослось, и теперь я этому рада
ТЕМНЫЙ: Сестре хоть понравилось?
КОШЕЧКА69: Даже она заскучала
ТЕМНЫЙ: А что смотрели? Сопливый девочковый фильм?
КОШЕЧКА69: Девочковый?)) Нет, мы смотрели то, что назвали триллером, но на деле какая—то сказка. Много нестыковок. А как твой день?
ТЕМНЫЙ: Все еще жду вечер пятницы
КОШЕЧКА69: Ты становишься романтичным
ТЕМНЫЙ: Больше зависимым, Ида. Расскажи о своей новой фантазии
КОШЕЧКА69: Для нее потребуется некий атрибут
ТЕМНЫЙ: Заинтригован. Продолжай
КОШЕЧКА69: Наручники
Мне становится жарко, как только я прочитываю слово из девяти букв, обеспечивающих мне мгновенный стояк. Нет, я не дрочу на буквы, просто перед глазами тут же возникает картинка того, как я пристегну Иду к кровати и… Да, сцены перед глазами самые что ни на есть будоражащие.
ТЕМНЫЙ: Ты настолько мне доверяешь?
КОШЕЧКА69: Да, и уже довольно давно. Ты ни разу не дал повода усомниться в себе.
Я знаю, что она делает. Ида, возможно даже сама не осознавая, привязывает меня к себе. Делает так, чтобы я думал только о ней, хотел только ее. И это срабатывает. Я не могу думать о других женщинах. Ни одна теперь не сможет перебить тот эффект, который на меня производит Ида. Или нужно хотя бы попытаться дать другой женщине шанс, когда между мной и Кошечкой все закончится. Я неосознанно тру грудную клетку. От одной мысли о том, что наше время подходит к концу, там почему-то сильно ноет.
Глава 42
— Королев! – Макар врывается в мой кабинет с диким ревом, а потом захлопывает за собой дверь.
— Ого, у тебя рожа красная, — выдает Рома, еще сильнее распаляя Мака.
— Это ты принимал Соню на работу? – рычит Мак, нависая над моим столом и упершись в него кулаками. Рома даже отъехал в сторону, давая нашему другу пространство для маневра.
— Соню? Какую Соню? А, Софию Силантьеву? Ну я, а что?
— Уволь ее!
— С хера ли?
— Блядь, Никитос, просто уволь, мужик.
— Та не-е-е, — тянет Рома. – Так не пойдет, Макар. Девочка тут свою очаровательную задницу надрывает с понедельника. И надо сказать, отлично справляется. Умненькая, исполнительная. В судах, куда мы с ней ездили, хватает все налету, сразу устанавливает связи. С кем бы ее ни познакомил, все очарованы юным дарованием. У нее большое будущее, и я был бы рад, если бы оно началось с нашей фирмы.
Макар резко ударяет по столу кулаком, а потом рычит и резко разворачивается к окну, сжимая затылок. Мы с Романом непонимающе переглядываемся.
— Мак, какого черта происходит?
— Пиздец происходит, мужики, — севшим голосом отвечает он. – Я охренеть, как сильно хочу нашу стажерку, а еще чуть больше пары недель назад я чуть не трахнул ее в своей квартире.
Вот теперь становится еще интереснее.
— Я сейчас услышал то же, что и ты? – спрашивает меня Рома, и я киваю, не отводя взгляда от Макара. Он зажмуривается и упирается локтем в стекло, а лбом в сжатый кулак.
Рома снова открывает рот, чтобы что-то сказать, но я поднимаю ладонь, затыкая его. Макару нужна минута, чтобы созреть на рассказ. А он расскажет, я не сомневаюсь ни секунды, из него просто прет эта информация.
— Короче, Соня – моя студентка.
Роман присвистывает.
— Тогда почему ты скрывал от нас этот бриллиант от юриспруденции?
Макар мечет в Романа испепеляющий взгляд.
— Потому что я пытаюсь ее скрыть даже от себя.
Шестеренки в моей голове крутятся в ускоренном режиме, а потом я слышу звук «дзынь», как только до меня долетает. Когда все пазлы складываются в голове, мой взгляд наверняка выдает испытанный мной шок.
— То есть, это ты тот самый говнопрепод по международному, который не дает Софии жизни в универе?
— Говнопрепод? – рычит Макар.
— Ну да, она сказала, что почти отличница, но благодаря преподу по международному никак не может вытянуть сессию.
— Я ей, блядь, вытяну эту сессию. Она с комиссией пересдавать будет, — резко отвечает Мак и вылетает из кабинета.
Рома качает головой, снова откидываясь на спинку кресла.
— Испортит нам девку, — изрекает он философским тоном.
— Ром, тормозни его, потому что искать еще одну Софию у нас нет времени, работа снова встанет.
Он встает с кресла, поправляя манжеты рубашки, а потом разводит руки в стороны.
— Вот такая веселая пятница.
Да уж, пятница. День весь с ног на голову. Одно радует: через три часа я увижу Иду.
В номере полумрак, а к спинке кровати пристегнуты наручники. Купил две пары, чтобы руки Иды были широко разведены в стороны. Думаю, из нас двоих она больше предвкушает эту игру, потому что я и так получаю полное доверие и покорность моей Кошечки, без дополнительных атрибутов. Она всегда отзывчивая и выполняет все, что я ей скажу, потому что знает: ее податливость и согласие будут вознаграждены, в конце она получит воплощение своих смелых фантазий.
Ида входит в номер ровно в восемь вечера, как мы и договорились. В этот раз я почему—то особенно тщательно отмечаю каждое ее движение, как будто не видел их много раз до этого. Она проходит по номеру, словно невзначай бросая взгляд в самый темный угол, где поджидаю ее я. И Ида об этом знает, она привыкла, что я здесь. Сбрасывает сумочку на кресло небрежным жестом, и это странно. Обычно Ида аккуратно кладет ее, потом разворачивается и идет к кровати. Возле кресла Кошечка разувается, чего тоже никогда не делает, и я хмурюсь. Что—то не так.
