– Я никогда не каталась на них. И вообще, это машина смерти.
– Если за рулем неопытный водитель. А я вожу уже больше двадцати лет.
– Что я должна надеть?
– Я бы сказал, что хочу видеть тебя в коротком платьице, подол которого будет развеваться на ветру, но, во-первых, мы же друзья. А во-вторых, это небезопасно. Поэтому джинсы, а еще лучше – кожаные штаны. – У меня сводит скулы, когда я представляю себе эту дерзкую задницу в кожаных штанах.
– А верх?
– Без разницы. У меня с собой запасная куртка для тебя.
– Правда? – тихо спрашивает она и резко задергивает занавеску. Я широко улыбаюсь. Знаю, что она сделала это, потому что покраснела.
– Правда, – так же тихо отвечаю я.
Эли молчит несколько секунд, а потом выпаливает:
– Буду через пять минут! – и отключается.
Эли выбегает из дома в темно-синих джинсах в обтяжку и ярко-желтой футболке со знаком биологической опасности на груди. Еще ни разу ее одежда настолько не отражала ее сущности. Я встаю с мотоцикла и раскрываю объятия. Элисон зависает в паре шагов от меня с немым вопросом в глазах.
– Эй, друзьям положены обнимашки, – говорю я, не опуская рук.
Поколебавшись пару мгновений, Эли бросается ко мне и прижимается к моему торсу, а я тут же обхватываю ее руками. Моя девочка. Жадно втягиваю такой знакомый запах и слегка прикрываю глаза, а когда открываю их, вижу в окне отодвинутые занавески и улыбающуюся женщину в инвалидном кресле. Приподнимаю руку и машу ей, на что она отзывается, как будто мы уже знакомы и даже дружны. Эли поднимает голову и смотрит на меня. Ее глаза искрятся, наполненные жаждой приключений, и я готов подарить ей любые, какие она только готова выдержать. С трудом отрываюсь от мягкого теплого тела и поворачиваюсь, чтобы достать из багажника куртку и шлем. Эли натягивает мою старую косуху. Несмотря на маленький размер, куртка все равно ей великовата. Надеваю на ее голову шлем и щелкаю по носу, как только убеждаюсь, что он надежно закреплен на ней.
– И многих девушек ты катаешь?
– Ты будешь первой, – отвечаю, садясь на мотоцикл, и хлопаю по сиденью позади себя. – Забирайся. Ноги поставь сюда.
– Но у тебя есть женский шлем, – не унимается Элисон.
– Я купил его для тебя, – говорю ей, затем натягиваю свой шлем и завожу мотоцикл.
Повернувшись к Эли, беру ее за руки и заставляю обнять себя. А потом не удерживаюсь и, протянув свои руки назад, хватаю Элисон за попку и плотно прижимаю ее к своему телу. Она громко охает, но не отстраняется, а я едва сдерживаю рвущуюся наружу улыбку. Чертовски охренительная задница, и я нашел повод ее облапать. Винс:Эли – 1:0.
– Держись крепко! – выкрикиваю, снимая мотоцикл с подножки, и медленно качусь от тротуара. – На поворотах наклоняйся вместе со мной. Услышала?
– Да!
Как только получаю от нее ответ, прибавляю скорость и под негромкий визг Эли срываюсь с места. Мы мчим по городу на высокой скорости, объезжаем машины и пробки. Я могу почувствовать, как колотится ее сердце, или мне так только кажется. Но все, что сейчас происходит, ощущается настолько правильным, что у меня перехватывает дыхание от эйфории. Мой любимый железный конь, который ревет подо мной, пейзаж города, проносящийся мимо, и за спиной девушка, в присутствии которой у меня сбивается сердечный ритм. Я ловлю себя на мысли, что смог бы всю жизнь вот так кататься с ней, чувствовать, как ее руки крепко обхватывают мой торс, а бедра сжимают мои. Знаю, что придумал это, но я как будто могу услышать ее сбившееся дыхание и видеть ее восторженный взгляд. Адреналин, смешанный с эйфорией и ощущением полета, будоражит кровь и заставляет ее бурлить, разнося эндорфины в каждую клетку тела. Я знаю, потому что каждый раз, садясь на мотоцикл, испытываю это чувство.
У французского бистро мы останавливаемся спустя почти час. Сюда можно было доехать максимум минут за тридцать, но я хотел показать Эли, какой это кайф. Заглушив двигатель, ставлю мотоцикл на подножку. Потом снимаю шлем и вешаю его на руль. Пытаюсь повернуться, но мне не дает тело, которое буквально вжимается в меня со спины. Я нежно глажу холодные ладошки и чувствую, как Эли начинает дрожать, поэтому разжимаю ее руки и поворачиваюсь. Визор на ее шлеме опущен, так что глаз не разглядеть, но я уже догадался, что она плачет. Быстро спрыгиваю с мотоцикла и снимаю с нее шлем. Эли тут же отворачивается и закрывает лицо ладонями. Маленькая, трогательная и такая аппетитная. Даже сейчас, когда плачет. Тяну ее к себе, и она утыкается лицом мне в грудь, продолжая содрогаться от рыданий.
– Эй, маленькая, не плачь, – прошу я, гладя ее по забранным в хвост волосам. А она отчаянно цепляется за мою куртку и шмыгает носом. – Ты испугалась? Прости, если напугал тебя. Слишком быстро, да? – Она что-то бубнит в куртку, но я не слышу, что именно. – Что? Я не слышу, Эли.
Она поднимает зареванное лицо и смотрит на меня покрасневшими глазами.
– Это так прекрасно, – заикаясь, произносит она, и меня омывает облегчением. —Мне так понравилось, Винс.
Моим первым порывом стало желание обхватить ее лицо ладонями, поцеловать покрасневший от слез носик, стереть слезы со щек, а потом прижаться к ее губам своими. Целовать сладкие припухшие губы со вкусом соленых слез, впитывать ее эмоции, наслаждаться ими, разделить их с ней. Из всего этого списка я позволяю себе только вытереть ее слезы и поцеловать в нос. По телу проходит электрический разряд, и в джинсах становится тесно от того, как она ощущается под моими губами.
– Ты прекрасна, – шепчу я, не отстраняясь от ее лица.
Мысленно я молю ее податься немного вперед и спровоцировать наш поцелуй, поддаться порыву и отпустить ситуацию, не думать. Дать себе то, в чем она так отчаянно нуждается. Ну давай же, детка, так работает адреналин, вспомни озеро. И когда я уже практически вижу, как она сдается, ее глаза слегка прикрываются, Элисон берет себя в руки и утыкается лбом мне в куртку.
– Невероятные ощущения, – говорит она негромко, но я ее слышу. Да, малышка, невероятные. Настолько невероятные, что сегодня мне снова предстоит сбрасывать напряжение. И я тут же ловлю себя на мысли, что не смогу больше с сабой. Не хочу никого, кроме Элисон. Только ее.
– Кому ты столько заказал? – хихикает она, когда я выхожу на террасу кафе, а за мной следом идет официант с целым подносом сладостей.
– Я сладкоежка, – говорю, усаживаясь рядом с Эли.
Как только лакомства составлены на стол и перед нами дымит ароматный кофе, официант удаляется, оставляя нас наедине. Сейчас то время, когда утренние посетители уже покинули бистро, а до обеденного перерыва еще пара часов, так что терраса практически пустая, и я могу насладиться Эли… ну, то есть, пирожными, ни на что не отвлекаясь.
– Попробуй сначала это, оно потрясающее.
– Что там внутри? – спрашивает она и тянет руку к слойке.
