– Привет, детка, – тихо говорю я, глядя на спину Минди, которая смотрит в окно, сложив руки на груди.
Она оборачивается и улыбается. Спокойная, собранная… нормальная. Ее взгляд осмысленный, в нем нет лихорадочного блеска и паники. Барни прав: она готова к выписке. Миранда некоторое время смотрит на меня, а потом бросается вперед и обнимает за талию. Я зависаю на несколько секунд, а потом обнимаю в ответ, едва касаясь ее спины. Опускаю голову и целую ее в макушку. Минди пахнет так же, как и всегда. Она высокая, но изящная и хрупкая. Такой она стала после того, как потеряла нашего ребенка и ее болезнь усугубилась.
– Я ждала тебя, – говорит она, поднимая голову и глядя на меня своими пронзительными серыми глазами. – Ты долго не приезжал, Винс.
– Прости, был занят.
Миранда отходит от меня и садится на кровать, показывая, чтобы я присел рядом. Как только я опускаюсь на матрас, она поворачивается ко мне вполоборота и смотрит внимательно, слегка склонив голову набок.
– Ты уже виделся с Барни? – Я киваю. – Он сказал тебе, что выпишет меня через пару недель?
– Да.
– Ты заберешь меня?
Я сжимаю челюсти, потому что нам предстоит нелегкий разговор. Мне требуется все мое мужество, чтобы озвучить женщине с хрупкой психикой то, что собираюсь.
– Минди… – Я беру ее за руку и целую тонкие пальчики. – Нам нужно это обсудить. – Миранда перестает улыбаться. Она всегда тонко чувствует мое настроение и как будто знает о моих намерениях. – Тебя заберут твои родители.
– Родители? – шепотом спрашивает она. – А почему не ты?
– Детка, ты поживешь пока у родителей.
– А потом ты меня заберешь? – спрашивает она с надеждой, которая разрывает мое сердце. Я чувствую себя последним подонком. – Винс? Ты заберешь меня? Скажи, что заберешь.
Я понимаю, что у нее состояние на грани истерики, и, возможно, я слишком рано затеял этот разговор. И снова чувство вины накрывает меня с головой, потому что я поступаю как мудак. Я приехал именно сегодня, потому что вечером хочу рассказать Эли нашу с Мирандой историю, чтобы она приняла решение, нужен ли ей такой мужчина. И если нужен, то я хочу двигаться с ней дальше, потому что больше не могу просто дружить с этой девушкой, она нужна мне целиком. И поэтому я, как последняя скотина, позаботившись о своих чувствах и совсем не подумав о состоянии Минди, сейчас вываливаю на нее эту информацию.
– Нет, детка. Не заберу, – говорю я, опустив голову.
Тишина. Такая оглушительная, что, кажется, звенит в ушах. Я поворачиваю голову и смотрю на Минди, а она смотрит в окно. На ее лице нет ни единой эмоции. Она медленно вытаскивает из моей ладони свои пальцы и сплетает их со своими так крепко, что белеют костяшки.
– Ты говорил, что любишь меня.
– Минди…
– Говорил, что любишь, Винс, – перебивает она. В голосе чувствуются истерические нотки, и мой опыт подсказывает, что будет дальше. – Для тебя любовь – это пустой звук. Ты такая же мразь, как и все мужчины. Я ненавижу тебя. Ненавижу, – все это она произносит спокойным тоном, а это еще хуже, чем если бы она кричала. Потому что психически здоровая женщина уже расплакалась бы и начала кричать, но Минди продолжает говорить совершенно спокойно: – Уходи.
– Миранда, нам надо поговорить, детка.
Она медленно поворачивает голову, и в ее глазах я вижу блеск ярости. В них бушует такой ураган эмоций, что ему пора бы выплеснуться, но Минди сжимает губы, а потом открывает рот и кричит. Так пронзительно, что закладывает уши.
– Пошел во-о-он! Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу тебя!
Ее крик становится доказательством того, что тяжелые времена для психики Миранды миновали. Наконец она показывает нормальную реакцию, и мне от этого становится немного легче, как бы отвратительно это сейчас ни звучало.
Она вскакивает, и я тоже поднимаюсь на ноги. Минди толкает меня к двери, продолжая кричать. Я пытаюсь остановить ее и успокоить, но ожидаемо ничего не срабатывает. Через секунду в палату влетает Барни с медбратом, который ловко скручивает Миранду и отводит к кровати.
– Пустите меня, я сама успокоюсь, – рычит она на Барни, и тот кивает медбрату, давая понять, что Миранду можно отпустить.
Как только он выходит из палаты, Барни подходит к Миранде, и она бросается к нему, пряча лицо на его груди, пока плачет и бормочет о ненависти ко мне. Как бы мне ни хотелось сказать, что мне наплевать на ее чувства, это не так. Мое сердце обливается кровью при взгляде на нее. Я хочу сам подойти и успокоить ее, объяснить, чем вызвано мое решение, но Барни коротко качает головой и кивает на дверь.
– Прости, Минди, – тихо говорю я и выхожу.
Я сажусь на мотоцикл и еду без остановки до самого Лост Потеншел, где останавливаюсь и, усевшись на обрисованные граффити развалины, пялюсь на долину. Вспоминаю, как все начиналось у нас с Мирандой, и понимаю, что в отношениях с ней мне нечем гордиться. С самого первого дня все было слишком неправильно. Я не должен был начинать отношения с ней в принципе, но не смог удержаться. Она была слишком красивой, а я был слишком молод и глуп. И теперь нахожусь в том положении, в которое сам же себя и поставил. Меня никогда нельзя было назвать благородным человеком. Я эгоистичный, всегда беру то, что мне хочется. И никогда не буду делать то, что мне не нравится. Я, скорее, найду способ повернуть ситуацию так, чтобы она была мне выгодной. Потому что умею играть на чувствах людей, манипулировать ими и управлять и получаю от этого невероятное удовольствие. Как будто в свои тридцать лет я все еще играю в куклы, только в живые, с чувствами и желаниями.
Иногда я обещаю себе, что позволю людям самим решать свои судьбы и делать так, как им удобно. Обещаю себе не вмешиваться в процесс наших отношений, позволяя окружающим делать собственный выбор. А потом встречаюсь с человеком и уже подсознательно подвожу собеседника к выгодному для меня решению. Потом я могу корить себя за это, но в основном просто машу на это рукой и продолжаю жить дальше, замазывая чувство вины чувством юмора и приправляя мыслями о том, что, вероятно, так уж мне суждено поступать.
Я окружаю себя людьми, которые для меня удобны и выгодны. Общаюсь только с теми, кто может принести мне определенную пользу. Так меня с самого раннего детства воспитывал отец. Он крупный бизнесмен и свое состояние заработал только благодаря манипуляциям и ухищрениям. Поэтому я так и поступаю. И чаще всего, по заключенной ранее сделке с совестью, не обращаю на это внимание, делая вид, что так и надо. Но иногда – как в случае с Мирандой – чувство вины сжирает меня изнутри, подтачивает, как шашель. Я пытаюсь применить свои медицинские знания, чтобы убедить себя в собственной невиновности, но тщетно. Потому что это только моя вина от начала и до конца.
Достаю телефон и пишу сообщение Элисон:
«Ты обещала сегодня сходить со мной в кино. Давай в восемь. Я заеду»
