Я медленно качаю головой. Волосы на затылке встают дыбом от осознания всего того ужаса, который она озвучивает. Гораздо позже я буду удивляться тому, насколько ее речь была собранной и трезвой, как будто она не сумасшедшая.
– Да, Барни тоже так делал до моей выписки. Это друг Винса. Вы знакомы? ― я снова качаю головой, пытаясь загнать назад скопившиеся в уголках глаз слезы и проглотить горький ком в горле. ― Ну, это было позже и тебя не касается. Я же про Винса рассказывала. Мы трахались. Много. Он привязывал меня к кровати, шлепал, потом в ход пошли игрушки. Мне нравилось все, что он делал со мной. А еще он обещал, что вылечит меня и сделает счастливой. Да-да, обещал. Эй, не отворачивайся! ― рявкнула она, и я резко повернула голову в ее сторону, чтобы снова смотреть в затуманенные то ли сумасшествием, то ли болью глаза. ― О, ты уже плачешь? А я еще не дошла до самого интересного. Мы трахались, да. Я уже даже чувствовала себя лучше, при таком самочувствии меня из старой клиники выписывали, но Винс держал меня при себе, а я и не сопротивлялась. Теперь я пила витамины вместо лекарств, и мой разум, казалось, совсем прояснился. Я влюбилась. В него так легко влюбиться, правда, Эли? Ты ведь любишь его? Отвечай!
От ее крика я дернулась, и слезы сильнее побежали по щекам. Уже не знаю, от чего плачу больше: от страха, что передо мной стоит сумасшедшая женщина с пистолетом, или от боли, которую причиняют ее слова.
– Да, ― выходит тихим шепотом, и она рявкает, чтобы я говорила громче. ― Да! Люблю! ― из горла вырвалось рыдание.
–Да-а-а, так я и думала. Еще одна идиотка попалась в эти сети, ― она злобно рассмеялась. ― Никто не может устоять перед Колтрейном, он чертовски обаятельный. И умеет делать с женщинами такое, отчего разум сносит напрочь даже у здоровых. Мы много трахались, практически не вылезали из моей больничной койки. Да, представь себе, я никогда не была у него дома. Расскажешь позже, как там все? Какого цвета стены и есть ли у него картины? Я люблю картины. У меня вся палата была ими завешена. Понятное дело, я забеременела. Ну, мы пользовались презервативами, но, видимо, не помогло, ― она размахивает пистолетом так, будто у нее в руке лакричная палочка вместо смертоносного оружия.
Краем сознания я понимаю, что это может быть мой шанс выхватить пистолет и прекратить эту агонию, но мои ноги стали свинцовыми и буквально приросли к полу, а пальцы от того, насколько сильно я сжимаю их, начали неметь и стали холодными. Поэтому я просто смирилась с этой участью и продолжаю слушать.
– Я так ждала этого малыша. Не знаю, кто у нас должен был родиться. Я ничего ему не сказала сразу, наверное, чувствовала, что все так закончится. Не знаю, Эли, ― она уже разговаривает со мной, как со старой подругой. ― Но первое время я молчала. А потом медсестра рассказала ему, что я не просила средства гигиены уже месяц. А дальше… Ну, ты же знаешь Винса, от него ничего не скрыть. Он пришел поговорить со мной, подергал за правильные ниточки, и я сама ему все выложила, а потом замерла, как последняя идиотка, ожидая, что вот сейчас он подхватит меня на руки и закружит. Не подхватил. Нахмурился и сказал, что подумает. Ага, через два дня пришел священник и поженил нас. Боже, я летала на крыльях. Я была так счастлива, собирала потихоньку вещи, чтобы переехать из больницы прямо к мужу. Приехали мои родители, он познакомился с ними. Отец, конечно, не был рад, но ему пришлось смириться. Мы были женаты примерно пару месяцев, пока Винс не убил нашего ребенка, ― ее лицо перекосило гримасой ярости, и по щекам потекли слезы. ― Это чудовище вот так просто убило его! Не оставило ребенку и шанса на жизнь! Он чудовище! Чудовище!
Она замолкает. Рука, удерживающая пистолет, трясется. В глазах девушки лютый гнев и ненависть, а по ее щекам тоже катятся слезы. В этот момент за ее спиной захлопывается дверь, и мы обе переводим взгляд в ту сторону. Винс. Испуганный, хмурый и растерянный. Это плохо.
― Минди… ― тихо произносит он.
– О, а вот и виновник всех наших бед, Элисон. Полюбуйся на него. ― девушка по имени Минди резко вытирает слезы со щек второй рукой, продолжая направлять на меня пистолет. ― Милый, я тут решила исправить несправедливость. Помнишь, ты просил доверять тебе? Говорил, что доверие ― это самое важное.
Я содрогаюсь от рыданий, потому что слышала эти же слова от него. Внутри меня растет огромный шар боли, который разрывает внутренности и царапает так сильно, что тяжело дышать. Поэтому я хватаю воздух рывками, силясь хотя бы ненадолго остаться в ужасной реальности, хоть и предпочла бы сейчас отключиться, чтобы не видеть всего этого и не участвовать в страшной драме.
– Миранда. ― тон голоса Винса тут же меняется и становится таким, каким он разговаривает в приватной комнате. ― Смотри на меня. Смотри. На. Меня. ― Я вижу, как меняется выражение ее лица, а хватка на пистолете ослабевает. Если она его выпустит, он выстрелит или нет? ― Вот так, девочка. Умница. А теперь опусти пистолет. Не выпускай его из ладони, просто опусти вниз. ― Она подчиняется. Подчиняется! Я во все глаза смотрю на эту сцену и не могу поверить в то, что вот так просто один человек может управлять другим. ― Зачем ты приехала?
– Я хотела… Мастер, я… просто хотела, чтобы мы были вместе. Я все еще хочу, а она мешает, ― она снова резко поднимает пистолет, и я шарахаюсь в сторону. ― Стоять, сука! ― ее голос приобретает прежние резкие нотки. Я прижимаю руки к груди, практически пальцами ощущая, как внутри грохочет сердце.
– Минди, ― продолжает Винс, ― опусти пистолет. Ты же не хочешь, чтобы кто-нибудь пострадал? ― Она качает головой, кусая нижнюю губу.
– Я просто хочу, чтобы ты любил меня…
– Я люблю тебя, ― спокойно произносит он, а черный шар внутри меня лопается, заливая кислотой внутренности. Это те слова, которые я уже привыкла слышать от него. Но не в отношении другой женщины. Не так. Рыдание сдавливает грудь и вырывается наружу, и я успеваю отметить довольную улыбку Миранды, прежде чем она снова переводит взгляд на Винса и на ее лице появляется покорность, которую он ждет.
– И я люблю тебя, ― с улыбкой отвечает она, а потом резко поворачивает пистолет и стреляет себе в висок. Мы не успеваем даже среагировать.
У меня в горле застревает немой крик, и я даже открываю рот, но оттуда не вылетает ни звука. Я, мать вашу, операционная медсестра, а сейчас не могу и на миллиметр сдвинуться с места, чтобы помочь или хотя бы проверить, жива ли она. Только наблюдаю, как резко дергается в сторону ее голова, как пятна крови окрашивают стену, а потом ее тело безвольно обрушивается на пол.
Винс действует быстрее меня: он подбегает к ней и приподнимает ее голову, щупает пульс, а потом наклоняется к ней и, крепко зажмурившись, целует в лоб.
– Девочка… Минди, девочка… Зачем?.. ― тихо шепчет он, гладя ее по волосам.
Винс резко распахивает глаза и смотрит на меня.
