Как-то выставку мою посетил один охотник. И хоть я не одобряю подобный вид деятельности, даже отвергаю его всей душой, этот человек показался мне симпатичным. Тогда мы с ним разговорились, и я поняла, что про повадки волков он знает все. Именно тогда он подтвердил мою теорию, что волки очень похожи на людей.
— Среди них встречаются настоящие ленивцы, — рассказывал он. — Берут разве то, что само в пасть идет. А встречаются и обжоры без меры. Некоторые занимаются бандитизмом, по-другому и не выразишься. Невероятно жестокие звери. Убивают ради забавы. Могут завалить сразу несколько лосей и выесть у них только печень и языки. А остальная гора мяса остается гнить…
Вот как после такого не сравнивать их с людьми?
Черный самец не показывался, хоть и еще два волка вышли из убежища. Волнение самки передалось и им. Теперь они уже все дружно кружили возле забора.
— И чего вы разволновались? Все же хорошо…
Я делала наброски, решив передать холсту именно то настроение, в котором волки пребывали сейчас — волнение, предчувствие чего-то. Мне нужно было видеть выражение их глаз, и я переместилась ближе к клетке. Самка периодически останавливалась и угрожающе рычала, но я старалась не обращать на это внимания. Ее волнение оправдано — переживает за малышей, а я всего лишь делаю свою работу, никому не мешая.
Наверное, в какой-то момент я подошла слишком близко к сетке и всматривалась в глаза самки чересчур настойчиво. Одним резким движением она бросилась на ограждение. И не оттащи меня с тот момент сильные руки, не факт, что отделалась бы только прорехой на куртке.
Мужчина, что держал меня за плечи и что-то говорил, выглядел более чем суровым. Я же искала в глубоких карманах свои «затычки», чтобы услышать его. Нащупав их на самом дне, среди мелкого мусора, я наконец-то перестала быть глухой. Интуитивно ждала привычной реакции. Почему-то люди, особенно парни, заметив в моих ушах миниатюрные приспособления для моделирования слуха, сразу же менялись в поведении. Если до этого они откровенно подъезжали ко мне, то потом появлялось отчуждение с толикой брезгливости. Словно, стоило им узнать о моей глухоте, как и внешность моя переставала казаться симпатичной. Впрочем, я уже давно у этому привыкла и уже почти не обижалась и не расстраивалась. Тем более меня удивило, что этот мужчина даже не заметил моего жеста.
— …Панибратство с волками почти всегда заканчивается плачевно, — расслышала я окончание фразы. Не нужно было быть семи пядей во любу, чтобы догадаться о смысле всей тирады.
— Я просто увлеклась, вот и все, — как можно спокойнее произнесла, пытаясь освободиться от его рук, что продолжали сдавливать мои плечи. Он, по-видимому, этого не замечал, а мне уже становилось больно.
— Простите, — опомнился парень, отпустил меня и отошел на шаг. — Я просто испугался за вас. И, кажется, волчица порвала ваш пуховик.
— Не страшно, — отмахнулась я. — Починю.
— В ее жилах играет кровь предков.
Парень смотрел на вмиг присмиревшую самку, словно она могла понимать, о чем мы говорим. Я же наблюдала за ним тайком, отмечая все: какой он высокий и симпатичный. Немного диковатый, но ему это даже идет. Глаза непривычного янтарного оттенка, редко когда можно встретить такие. Фигура спортивная, сильная. Рядом с ним я чувствовала себя крошечной и ущербной. Хоть от последнего и успела отвыкнуть, годами приучая себя к мысли, что ничем не хуже всех остальных. А тут вдруг такое… Даже писать дальше расхотелось. Одно желание осталось — сбежать отсюда восвояси.
— Почему вы так смотрите? — повернулся ко мне парень.
Только тут сообразила, что стою и беззастенчиво пялюсь на него.
— Извините, — спохватилась я, отворачиваясь и переключаясь на этюдник.
Руки сами делали привычную работу — складывали пастель, снимали набросок. Мозг же в это время фиксировал, что парень не торопится уходить, стоит рядом и наблюдает. Интересно, почему?
Когда я принялась отвинчивать ножки, он произнес:
— Давайте я…
Даже если бы хотела возразить, сделать мне этого не позволили. Он просто-напросто забрал у меня этюдник, быстро отвинтил ножки и спрятал их в футляр.
— По-моему, вы замерзли. На территории зоопарка есть кафе. Пойдемте, погреемся?
Про кафе я знала, но никогда там не была. Как-то привыкла уже заканчивать работу и бежать домой, чтобы наносить завершающие штрихи. Но сегодня все пошло не так. Даже набросок я не доделала. И он прав, я прилично подмерзла, особенно ноги и уши.
— Предлагаю поторопиться с решением, — улыбнулся парень, и улыбка его мне очень понравилась, — пока не замерзли окончательно.
— Антон, — представился парень, когда мы разместились за круглым столиком, пристроив на подоконнике мои художественные причиндалы.
— Инга, — отчего-то смутилась я.
Вдруг стало стыдно своих наушников, прилизанных от шапки волос, полного отсутствия макияжа… Да и одета я была по-спортивному. Он же без куртки, в темно-синем джемпере выглядел еще симпатичнее. И волосы, оказывается, у него черные, как смоль, как поняла, когда он снял шапку. А лицо смуглое, словно только что вернулся с югов. Хотя, скорее всего, он от природы такой.
— Ты красиво рисуешь, — как-то вдруг перешел он на «ты».
— Спасибо! — ответила я, хоть и не понимала, когда он успел рассмотреть. И разве что ту мазню, которую и наброском-то не назовешь.
— Я наблюдал несколько раз, как ты работаешь.
Вот теперь понятно. Не известно почему, но его похвала и то, что наблюдал, мне были приятны.
— А ты здесь работаешь?
— Нет, — тряхнул он головой. — Здесь работает моя тетя, а я ее навещаю.
— А я люблю волков, — зачем-то решила уточнить, чувствуя себя все глупее, понимая, что разговор выходит каким-то натянутым.
— За что? — тут же спросил он, внимательно меня разглядывая. — Почему ты их любишь?
— Сама не знаю, — пожала я плечами. — Нравится наблюдать за ними. Может, в прошлой жизни я была волчицей? — усмехнулась.
— Это вряд ли, — странно отреагировал он. В его голосе слышалась уверенность, которая удивляла.
— Ну значит, мне просто нравится, какие они. А ты любишь волков?
— Скорее нет, чем да, — подумав, ответил Антом. — Я наблюдал за их повадками и понял, что это одни из самых опасных и мстительных хищников.
— И кому же они мстят?
— Людям. Особенно, если те убивают волчат, не оставляя ни одного. Тогда этот зверь становится поистине страшным. Он начинает мстить, и никто уже не в силах его остановить. Он будет убивать до последнего вздоха.
Почему в его словах мне слышится угроза, словно я собралась на охоту, чтобы отстреливать волчат? Я и сама считаю это недопустимым. Как вообще у кого-то может подняться рука на ребенка?
