Среди продавцов, что держали прилавки в Мурфилдсе, особенно у длинной глухой стены Бедлама, преобладали книготорговцы. «Психи» были местной достопримечательностью, которая по популярности могла бы потягаться с Вестминстерским аббатством или зоопарком, так что неиссякаемый поток покупателей был гарантирован. Кроме того, торговцев книгами привлекала атмосфера вседозволенности, а некоторые перебирались в Мурфилдс, когда становилось слишком тесно в находившемся чуть к востоку старом центре книжной торговли – на существующей и по сей день улице Литл-Бритен – единственной, которой удалось уцелеть в Великом пожаре. Прилавки Мурфилдса отражали типичные эклектические черты уличной книготорговли, и покупатель конца XVII века мог без труда найти там даже специализированное многоязычное собрание поздних сочинений Роберта Бойля, отца современной химии, «невзначай выложенное на продажу». На закате XVIII века в трактире «Лебедь и обруч» на насыпной улице Финсбери-пейвмент – самой оживленной в Мурфилдсе – жил один худощавый начитанный паренек, которому было предначертано скончаться в двадцать пять лет. Без сомнения, мы не будем далеки от истины, если предположим, что молодой Джон Китс с большим интересом разглядывал ассортимент расположившихся неподалеку книготорговцев.
В 1812 году пустошь Мурфилдс была застроена. Сегодня это место частично занято цирком Финсбери. Со временем регулирование торговли в столице стало более жестким, и большинство уличных лоточников исчезло. Однако книготорговцы подыскали другое место, где нашлась такая же длинная стена, как и вдоль Бедлама, и где за ними не следила полиция. В 1869 году около собора Святого Павла была вымощена новая крупная улица – Фаррингдон-роуд. Прямо рядом с ней, с восточной стороны, находилась длинная стена, отгораживающая новые железнодорожные пути. Это место стало единственным в Лондоне книжным рынком, который можно сравнить – по крайней мере, по внешнему сходству, если не по масштабам, – с чудесными книжными прилавками, что раскинулись вдоль берега Сены в Париже. Бывший продавец жареных каштанов Джеймс Деббс был одним из немногочисленных успешных торговцев, который всего с пяти тележек продавал тысячи книг. Такие лоточники торговали старинными рукописями и книгами древними, как само книгопечатание. Вот что писала в 1938 году журналистка Мэри Бенедетта о местных покупателях:
…стекающие с парусиновых навесов капли дождя падают им на плечи, но они этого даже не замечают. Время ничего для них не значит. Они очарованы романтизмом и пленительной красотой старых книг.
Диккенс в свое время воплотил образ такого покупателя с Фаррингдон-роуд в одном из персонажей романа «Приключения Оливера Твиста», мистере Бранлоу:
Он взял с прилавка книгу и стоя читал ее с таким вниманием, как будто сидел в кресле у себя в кабинете. Очень возможно, что он и в самом деле воображал, будто там сидит: судя по его сосредоточенному виду, было ясно, что он не замечает ни прилавка, ни улицы, ни мальчиков – короче говоря, ничего, кроме книги, которую усердно читал
[90].
Бранлоу был так погружен в чтение, что Плуту удалось украсть у него носовой платок и скрыться в логове Феджина на улице Сафрен-Хилл, которая существует и сейчас.
В 1950-х годах мой отец, работавший на расположенном неподалеку рынке Смитфилд, любил просматривать лотки с книгами на Фаррингтон-роуд во время обеденного перерыва. Будучи отцом восьмерых детей и получая скромное жалованье, он всегда опасался, что жена заметит принесенные им домой старые книги, которые мы едва ли могли себе позволить, и все же он очень обрадовался, наткнувшись на трехтомное издание «Жизнеописаний английских королев» (Lives of the Queens of England) Агнес Стрикленд в оригинальном красном тканевом переплете. После обеда он вернулся на работу, но трехтомник не выходил у него из головы. Тогда отец позвонил в газету Daily Worker, позднее ставшую прокоммунистической Morning Star (их редакция находилась как раз напротив рынка), и спросил, не сможет ли кто-нибудь из сотрудников спуститься на ту сторону улицы и внести задаток, чтобы книги приберегли для него. Они выполнили просьбу, и те книги до сих пор хранятся у моего брата.
Впоследствии завсегдатаями этого рынка были поэт Джон Бетчемен
[91] и легендарный уроженец Тринидада и Тобаго, историк и публицист Сирил Джеймс, а также ирландский писатель Спайк Миллиган. Однако администрация города стабильно поднимала цены на аренду торговых мест (в прошлом за нее вообще не брали денег), и в 1994 году ушел в мир иной последний торговец, державший там прилавок, – громкоголосый зазывала Джордж Джеффри, который всю свою жизнь торговал книгами, если не считать периода службы в десантных войсках во время Битвы за Арнем. Я помню лавку Джеффри – настоящий рог изобилия – и ее хозяина в синем рабочем комбинезоне и с термосом. Один покупатель нашел у него на прилавке рукопись Томаса Мора (позднее она была продана за 42 000 фунтов), другому в какой-то книге попались написанные рукой Байрона письма. Психогеограф Иэн Синклер, державший книжный киоск неподалеку, в лондонском переулке Камден, однажды просматривал выставленные Джорджем на асфальте стопки менее ценных книг по 25 пенсов за штуку в поисках оригинальных художественных произведений XX века, и среди них он обнаружил редкое издание романа «Открытие» (Opening Day) английского поэта-сюрреалиста Дэвида Гаскойна
[92]. Джеффри забирал никому не нужные книги с аукционов крупных лондонских домов, таких как Sotheby’s, часто целыми тысячами скупал ведомственные и частные библиотеки, а когда закрылся замечательный магазин поэтических произведений Turret Books, он выкупил их фонды. Свой ассортимент он пополнял за счет книг со склада, который арендовал за небольшую плату и где хранил большую часть товара. Когда-то его отец и дед тоже торговали книгами на Фаррингдон-роуд, поэтому Джорджа Джеффри, в сущности, можно считать настоящей связующей нитью между нами и Лондоном времен Диккенса и миром «Оливера Твиста».
Словно по волшебству, дух лондонской уличной книготорговли вновь сменил место обитания, на этот раз обосновавшись в районе Саут-Бэнк
[93]. Тягу к рыночной атмосфере в человеке унять невозможно. Теперь семь дней в неделю на южном берегу Темзы слышен гомон книжного рынка, расположившегося на оживленном пешеходном островке у реки и укрытого сводами моста Ватерлоо. Гарет Томас – владелец самого крупного прилавка – говорит, что ни за что не стал бы работать в офисе.
Так уж исторически сложилось, что странствующим книготорговцам всегда было сложно отыскать достаточное количество потенциальных покупателей за пределами Лондона. В Восточной Англии на протяжении столетий бесчисленные толпы стекались к местам казней (а чем еще заняться?), неудивительно, что там же собирались и книгоноши. Кроме того, их привлекали ярмарки. В Норидже, который до начала промышленной революции неизменно оставался вторым по величине городом в стране, находился второй по масштабам рынок во всей провинциальной Англии, а также типография, специализировавшаяся на книгах для «книготорговцев, сельских разносчиков и уличных лоточников» (1706). На нориджском рынке и сейчас активно идет торговля, но раньше он был лишь одним из множества городских базаров. Согласно альманаху издательства Jarrold за 1822 год, в графствах Норфолк и Суффолк в тот год было проведено 204 ярмарки.
