Это ощущение бесконечности было бы невыносимо, если бы не наша подспудная способность действовать по наитию. Она дарит нам плавники, благодаря которым мы пересекаем бесконечные воды библиотек, выбирая замысловатые пути и не имея ориентиров. Интуитивные решения, принимаемые в библиотеке или в книжном магазине, кажутся беспорядочными и хаотичными, но посетители магазина часто воспринимают их как естественный способ выбрать книгу. Почему? Недавно в журнале по психоаналитике я прочитал статью, где отмечалось, что наше подсознание «изменчиво и неразборчиво» – эпитеты, которые нам вряд ли хотелось бы услышать в свой адрес, однако они вполне применимы к нашим читательским «я». Похоже, пускаясь в поиски книги бездумно, мы удивительным образом проявляем благоразумие. Оказавшись в заваленном информацией книгохранилище, вполне естественно отключить расчетливое, переполненное информацией сознание и дать волю подсознанию, с его стеллажами и верхними этажами, чердаками, домиками на деревьях и редко навещаемыми хижинами. Книжные стеллажи – отражение нашего неизведанного «я».
Искать книгу наугад все равно что заниматься дайвингом без акваланга или скалолазанием без специального снаряжения: эти занятия не предусматривают никакого вмешательства извне. Интерес к подобным увлечениям представляет собой реакцию на жизнь в мире, подчиненном тотальному контролю и коммерческой выгоде. Между поиском книги в библиотеке и алгоритмизированным поиском в сети разница та же, что между скалолазанием без страховки и автобусной экскурсией.
В мемуарах Лесли Джеймисон «Восстановление: интоксикация и ее последствия» (The Recovering: Intoxication and Its Aftermath) есть эпизод, где охранник одного консервативного наркологического «учреждения» в Кентукки рассказывает о некоем пациенте, содержащемся под усиленной охраной: «Может, у него на счету несколько административных взысканий, может, он пару раз сделал неправильный выбор, но мы все еще верим, что он поддается программированию». «Программирование» – именно это пытается с нами сделать общество, превратить нас в жертву социальной тенденции к конформизму с помощью убивающих всякую индивидуальность бюрократических и социальных институтов, которую новозеландцы называют «машиной для битья» (clobbering machine). В библиотеке можно от нее сбежать, спрятавшись в лабиринте стеллажей, и на какое-то время вывести из строя программу, отключить систему слежения и исследовать другие способы бытия. Выйдя оттуда, вы, возможно, даже решите остаться именно таким, каким общество и хотело бы вас видеть, но благодаря книгам вы придете к этому самостоятельно. Мысль о том, что в библиотеке можно вскрыть секретные механизмы общественного контроля, всплывает в таких научно-фантастических фильмах, как «Зардоз», «Зеленый сойлент» и «Бегство Логана».
Непрограммируемые библиотечные эксцентрики подобны многочисленным причудливым обитателям рифа – некоторых совсем не ожидаешь там увидеть. В 1970-х я работал в небольшой библиотеке на Голборн-роуд в лондонском районе Ноттинг-Хилл, которая представляла собой настоящую безопасную гавань на первом этаже многоквартирной высотки Треллик-тауэр, где тогда еще процветала нищета и преступность. На всех окнах стояли тяжелые решетки, а иногда бывали дни, когда мне казалось, будто я стал героем боевика «Нападение на 13-й участок»: в дверь вваливались люди, спасающиеся от вооруженных грабителей, а однажды даже прибежал человек с ножевым ранением. Это место было пристанищем для бродяг и неординарных личностей.
Биограф Томаса Де Квинси, Фрэнсис Пол Вилсон, писатель, работающий при Нью-Йоркской публичной библиотеке, с восторгом описывает это явление в статье, опубликованной в журнале Literary Review в 2018 году, отмечая, что, кто бы ни вошел в Нью-Йоркскую библиотеку и чем бы он ни занимался, «книги на любого оказывают освящающее воздействие»:
Одна женщина приходит каждый день и, положив пакеты с покупками на стол в зале с картотекой, достает вязанье. Еще одна посетительница просит принести ей полное собрание сочинений Фрейда из двадцати четырех томов, а потом шесть часов подряд играет в игры на телефоне. Покрывшийся испариной мужчина в мягкой фетровой шляпе разыгрывает шахматные комбинации. Однажды утром, проходя мимо уборной, я случайно увидел обнаженного мужчину – блестящий, как дельфин, он плескался у раковины. В нашей встрече не было ни капли неловкости. Будто он был Адамом, библиотека – Эдемским садом, а стеснение еще предстояло изобрести.
В следующем выпуске Literary Review власть социума вновь заявила о себе в лице обратившегося в издательство чопорного университетского профессора, пожелавшего выразить свое отчаяние по поводу дамочек, которые оскверняют храм знаний, играя в игры на телефоне.
И все же верх одержит именно Уилсон, а не университетский профессор: из всех библиотек мира Нью-Йоркская публичная библиотека, вероятно, может похвастаться наибольшим разнообразием посетителей. В ближайшее время вряд ли что-то изменится – отчасти потому, что находится она в Нью-Йорке, отчасти благодаря непрекращающейся череде фильмов, книг и видеоигр, сюжет которых разворачивается в библиотечных стенах. Теперь читальные залы так часто используют в качестве места действия, что одна киностудия даже обзавелась постоянным павильоном с декорациями Нью-Йоркской публичной библиотеки.
Существующая с 1932 года библиотека Лондонского университета в Сенат-Хаусе с ее сталинской монументальностью появлялась в таких фильмах, как вышедший в 1984 году «1984», а также в киноленте о вампирах «Голод» с Дэвидом Боуи в главной роли. В 1970-х годах, будучи одиноким студентом, я допоздна засиживался за учебой на верхних этажах этой внушительной высотки, из небольших, квадратных, глубоко вдающихся в стену окон которой открывался вид на многолюдный Лондон, с такой высоты казавшийся тихим. Здесь было слышно лишь ветер, с воем проносившийся прямиком из графства Беркшир и мчавшийся через улицу Гауэр-стрит. Заунывно стеная, он словно беседовал с особым боковым помещением, где хранилась коллекция книг, некогда принадлежавших Гарри Прайсу
[109] – охотнику за привидениями и пустозвону (подозреваю, что руководство университета вообще не хотело брать его книги).
Боже, этот ветер! Из-за него казалось, будто библиотека превратилась в корабль в открытом море, – пожалуй, не найдется метафоры, которая позволила бы лучше передать, что может представлять собой библиотека. Это легко почувствовать, взглянув на огромную махину новой Британской библиотеки и ряды письменных столов, за которыми, словно в тепле нижней палубы, дни напролет работают многочисленные посетители. О море напоминают и звуки, раздающиеся в чистых просторных уборных с тяжелыми дверьми и латунными ручками. Рев сушилок для рук напоминает неутихающий вой штормового ветра, а читатели, громко хлопающие дверьми, и обрывки их многоязычных разговоров вызывают в сознании образ экипажа – столь же разномастного, что и на борту «Пекода»
[110], – каждый из членов которого отправлялся в путешествие, не зная наверняка, чем оно закончится.
