6
Коллекционные страсти
Несколько лет назад одна маленькая девочка стояла в очереди за автографом во время встречи с каким-то плодовитым писателем – не помню, с кем именно. Она плакала и, казалось, расстраивалась все сильнее по мере приближения к столу, за которым сидел автор.
Мать (присев на корточки, чтобы выяснить причину). Что случилось, дорогая? Скоро наша очередь.
Девочка. Я не хочу, чтобы он испортил мою книжку.
Та девочка собрала безупречную коллекцию и не испытывала ни малейшего желания смотреть, как ее оскверняют. Коллекционеры знают, чего хотят. Страсть к коллекционированию пробуждается у них в раннем возрасте, когда едва научившийся ходить малыш уже набивает карманы камешками или разноцветными безделушками. Свой путь мы заканчиваем так же, как начали: как галчата – бормочем очевидную чепуху и привязываемся к нескольким дорогим сердцу предметам.
Есть множество эфемерных теорий о коллекционировании: интерес к нему объясняют и стремлением заменить материнскую любовь, и желанием стать привлекательным для потенциального партнера, и инстинктом к строительству гнезда, и проявлением обсессивно-компульсивного расстройства. Маркс считал коллекционирование разновидностью фетишизма, симптомом капитализма на поздней стадии, и об этом написаны целые тонны литературы. Беарнский философ Пьер Бурдье (1930–2002) высказал идею о том, что такие предметы собственности, как книги, воспринимаются как культурный капитал, как трофеи, которыми можно похвастаться. Книжные историки давно балансируют между этими парадигмами, пытаясь найти точку опоры, но все они отражают истину лишь отчасти.
Все эти теории вторичны в сравнении с главной причиной, побуждающей людей коллекционировать книги: желанием чувствовать принадлежность к истории, использовать старые книги, чтобы обеспечить человечеству более светлое будущее. Выдающиеся коллекционеры прошлого открыто и недвусмысленно говорили о том, что их интерес к собиранию книг коренится в желании воспользоваться историческим опытом во благо грядущего. Большинству из нас нетрудно пробудить спящее внутри осознание собственного места в непрерывном потоке истории. Некоторые говорят, что им неинтересна «История», вероятно имея в виду лекции какого-нибудь академика, который вещает с экрана телевизора, сыплет датами и пытается естественно вести себя перед камерой, или занудного учителя, который попросту пересказывает одну политическую программу за другой. Однако каждый чувствует связь с историей с маленькой буквы «и», ведь она течет по нашим жилам.
В 1723 году, когда была опубликована «Гражданская история Неаполитанского королевства»
[130] (Dell’istoria civile del regno di Napoli), на улицах Неаполя начались беспорядки, а священнослужители говорили, что в тот год не произошло чуда и кровь святого Януария
[131] не обратилась в жидкость, а виной всему отвратительная вольность, с которой Пьетро Джанноне описал события прошлого неаполитанцев. Автор бежал в Вену, опасаясь за свою жизнь. Все мы, даже те, кто никогда не выходил на улицы протестовать, выражаем свое ощущение истории через коллекционирование – если не книг, то, быть может, семейных фотографий и пары предметов, которые вряд ли сгодятся на что-то полезное, но дороги нам как семейная реликвия, будь то игольница двоюродной бабушки Харриет или гарпун, которым дядя Сайлас ловил угрей.
Мой отец был заядлым коллекционером: как говорил мой брат, он построил «крепость, в которой мог отгородиться от тривиальности внешнего мира». На уличных рынках Лондона и базарах военного времени он сумел раздобыть не только тысячи книг и монет, но также гравюры; штук пятнадцать тростей (ни одной из них он ни разу не пользовался); телефонные справочники самых разных мест (однажды я собрался выбросить один из них, но он запротестовал, со словами: «Может, мне понадобится позвонить кому-нибудь?!» – на что я ответил: «Тому, кто жил в графстве Беркшир в 1932 году?»); множество тостеров; африканскую дубинку с набалдашником; заполненную копьями подставку для зонтов; обтянутый звериной шкурой зулусский щит, который скрипел, когда приближалась гроза; голову антилопы (кто-то из нас восьмерых с детской наивностью прозвал ее «рогоносцем»); секстант (ни разу не побывавший на борту корабля); десятки старых табуретов; противовесы для подъемных окон; три ручные дрели (электрической он никогда не пользовался); цепи разной толщины; старый телефон для внутренней связи; два-три жетона на бензин со «Смурфами» и всевозможные рекламные брелоки для ключей; несколько брошей для римской тоги; руку древнеегипетской статуи Сехмета (когда я отнес ее в Британский музей, сотрудник сказал: «По-моему, это от одной из наших статуй»); осколки саркофага; цилиндрические печати хеттов (как настоящие, так и поддельные); полный тираж журнала Journal of the Society for Psychical Research, спасенный из помойки во дворе их офиса в Кенсингтоне; ружье, пистолет Люгера; призванный отпугивать ведьм шар из зеленого стекла; ручную гранату с чекой; целый шкаф настенных и наручных часов, которые он постепенно чинил; деревянную коробку, набитую рекламными карточками из сигаретных пачек; волшебный фонарь с пугающе загадочными стеклянными заслонками, который коптил, когда его зажигали; коробку акварельных красок, которые, как я выяснил, использовались во время экспедиции 1875 года на борту корабля ВМС Великобритании Alert, экипаж которого намеревался добраться до Северо-Западного прохода; позолоченную лестницу (высотой всего 70 см) времен его военной службы в Алеппо, которой была не одна сотня лет и которая у мусульман выполняла некую ритуальную функцию; наполненный песками пустыни кувшин из Палестины (каждое Рождество мы украшали им рождественский вертеп; небольшой выцветший набросок в цветах сепии, который после смерти отца был продан на аукционе Sotheby’s за 6000 фунтов как эскиз знаменитой венецианской фрески; двухметровый бумеранг аборигена; две персидские вазы XVII века; пузырек нетленной воды из родника в графстве Суффолк, что бьет из-под земли в том месте, куда упала отрубленная викингами голова святой Оситы
[132]; два человеческих черепа; рамки и маятники для лозоходства (отец был признанным лозоходцем и редактором журнала Journal of the British Society of Dowsing); сотни ископаемых; выставочную шкатулку, полную драгоценных камней царской эпохи с надписями на русском языке; танковый прицел из Западной пустыни с резиновым окуляром, предназначенным для того, чтобы не выбить себе глаз, передвигаясь по пересеченной местности; кинжал, подаренный шейхом-бедуином, которому отец при помощи лозоходческой рамки помог найти место для колодца; книгу «Процедура экзорцизма» (Exorcismus in satanam et angelos apostaticos iussu Leonis XIII P. M. editus), опубликованную Ватиканом в 1890 году (экземпляр епископа Аравии), и несколько распятий: мои родители были обращенными в христианскую веру католиками.
