В детстве он был уличным сорванцом, не знавшим грамоты, пока однажды родители не пристроили его во фруктовую лавку. Надписи на бумаге, в которую он заворачивал фрукты, завораживали его, и однажды, когда он сидел на улице, уткнувшись в одну из таких бумажек, книготорговец из соседней лавки заметил это и предложил научить его читать. Вскоре Мальябеки уже свободно владел греческим, латынью и ивритом, его называли ходячей энциклопедией, он обладал чуть ли не колдовскими способностями к скоростному чтению. Желая испытать его, один издатель одолжил ему рукопись, прежде чем отнести ее в печать. Позднее, притворившись, будто текст потеряли, он попросил Мальябеки воспроизвести его, что тот и сделал – почти слово в слово.
Вскоре дом Мальябеки в старом квартале Флоренции ломился от книг – ими были завалены лестничные ступени, а заходя в любую из комнат, гостям приходилось боком протискиваться сквозь узкие ущелья, разделявшие горы томов. Многочисленные посетители с изумлением рассказывали о доме Антонио. С трудом проложив себе путь в его жилище, гость мог побеседовать с хозяином, отдыхавшим в деревянной колыбели, от которой тянулась паутина, опутывавшая лежавшие повсюду книги. «Не трогайте пауков!» – одергивал он гостей. Один надушенный благородный господин писал, что Антонио жил «как дикарь», но все же признавал, что в простодушном уважении, с которым Мальябеки относился к паукам, было нечто располагающее.
Он нашел весьма оригинальный подход к вопросу отопления. Вместо того чтобы тратить деньги на обогрев всей комнаты, он на заказ изготовил несколько крошечных печек, которые крепились к его рукам. Опаленные рукава и обожженные ладони – такова была цена, которую он с радостью готов был заплатить за возможность читать, не прерываясь на то, чтобы подкинуть дров в очаг.
На этого приземистого флорентийца с большим ртом и пухлыми губами, угольно-черными глазами и полнейшим пренебрежением к внешнему виду охотилась вся Европа, ведь он был ходячей базой данных. Он не написал ни одной книги, но многие посвящали ему свои труды в благодарность за его обширные знания. Козимо Медичи, назначивший его на пост библиотекаря, однажды попросил у него книгу, а в ответ услышал, что она лежит «в библиотеке султана в Константинополе, по правую руку, на третьей полке снизу».
Мальябеки не страдал патологической страстью к накопительству: он знал все свои книги и, как подтверждают источники, прочел их все. Он коллекционировал с конкретной целью – ради внутренней трансформации, что делает его настоящим городским шаманом эпохи Ренессанса, который, как известно, любил повторять следующие слова: «Недостаточно много читать, если при этом не задумываться о смысле прочитанного». Он умер в почтенном для того времени возрасте восьмидесяти одного года, завещав все свои деньги городской бедноте, среди которой вырос.
В эпоху раннего Нового времени, когда миром правили мужчины, было несколько выдающихся женщин, коллекционировавших книги, – к примеру, королева Швеции Кристина и российская императрица Екатерина Великая. Правда, свой вклад в это благородное дело внесли и не столь известные и менее привилегированные дамы, например мексиканка Хуана Инес де ла Крус (1651–1695). Незаконнорожденная дочь по большей части отсутствовавшего отца, она выросла на небольшой крестьянской ферме у подножия вулкана вместе с пятью братьями и сестрами, некоторые из которых были сводными. Подробности ранних лет ее жизни разузнать непросто. Ее дед обожал книги, и в его доме она самостоятельно научилась читать и писать на латыни, когда ей не исполнилось еще и пяти лет. Вскоре Хуана овладела греческим, а в подростковом возрасте изучила язык ацтеков. Сочиняя стихи на этом языке, она имела возможность выражать свои чувства, не опасаясь посторонних глаз. По словам одного лингвиста, специализирующегося на языке ацтеков, если судить по этим стихам, «она свободно владела разговорным науатлем [языком ацтеков]».
Путь в Университет Мехико был для нее закрыт: мать не одобрила ее план попасть туда, переодевшись в мужское платье, поэтому Хуана стала коллекционировать книги (в конечном счете их накопилось более 4000), продолжив заниматься самообразованием. В семнадцать лет она уже убедительно отстаивала свою точку зрения в спорах с влиятельными теологами. Благодаря своей красоте и эрудиции она вскоре получила должность фрейлины при дворе испанского вице-короля, но этот этап ее жизни, когда она получала многочисленные приглашения замуж и на которые она отвечала отказом, был для нее золотой клеткой, не приносившей никакого интеллектуального удовлетворения. Как и многие другие женщины-книголюбы того времени, она постриглась в монахини, посчитав это самым простым способом посвятить свою жизнь учению. Еще в возрасте двадцати лет она откровенно признавалась, что ей бы хотелось избежать необходимости посвятить себя «какому бы то ни было определенному занятию, которое могло бы ограничить ее свободу учиться».
Присмотревшись к разным монашеским орденам и некоторое время проведя у кармелитов, Хуана вместе со своей книжной коллекцией отправилась в монастырь иеронимитов – ордена, члены которого, подобно его основателю, святому Иерониму, чтили книги и знание. Там она писала стихи и пьесы, рассуждала на философские темы с навещавшими обитель учеными, – правда, ей приходилось прятать лицо за решетчатой перегородкой. Даже такие ограничения интеллектуальной свободы грозили навлечь на нее неприятности.
Однажды без согласия Хуаны было опубликовано письмо, в котором она раскритиковала иезуитскую проповедь, за что местный епископ сделал ей официальный выговор, обвинив ее в излишнем интересе к мирским делам. Ее реакцией стал «Ответ сестре Филотее» – проникновенное высказывание в защиту права человека на чтение и познание и один из первых феминистских манифестов. Чтение, по ее мнению, должно было стать занятием столь же привычным для женщин, что и готовка или вышивание. Домашние дела не должны служить преградой для обучения: «Мы вполне способны рассуждать на философские темы, готовя ужин». Однако, после того как Хуану стал укорять ее духовник, в 1694 году книжное собрание женщины то ли конфисковали, то ли распродали – исторические данные о его судьбе весьма туманны. На тот момент ей было сорок шесть лет, а в следующем году она скончалась, заразившись чумой от больных, за которыми ухаживала. На протяжении столетий она пребывала в забвении, а в XX веке ей серьезно досталось от ученых мужей:
«…шизофреничка с расстроенной психикой…» – Людвиг Пфандль (1953)
«…ее стихи – заурядный фарс…» – Фредерик Лучани (1960)
«…псевдомистик…» – Джерард Фокс Флинн (1986)
Творчество Хуаны Инес де ла Крус сегодня активно изучается, для многих она стала объектом восхищения, ее стихи публикуются на множестве языков, ее музыку исполняют, в ее честь был назван университет, а ее лицо изображено на мексиканских банкнотах достоинством 200 песо. В 2007 году Маргарет Этвуд написала о ней стихотворение («твоими взрывчатыми строками усеяна лужайка»), а Королевская шекспировская труппа поставила о ней пьесу.
Еще один давно забытый коллекционер жил в XVIII веке во Франции. Удивительным образом его коллекция сохранилась и сейчас доступна всем желающим. Библиотека Арсенала в Париже – это памятник страстного интереса к коллекционированию, который питал Марк Антуан, маркиз де Польми. Она расположена чуть восточнее собора Парижской Богоматери, в бывшей резиденции Великого магистра артиллерии – чудесном, симметричном, четырехэтажном каменном здании. Де Польми настоял, чтобы Людовик XVI превратил его книжное собрание в публичную библиотеку, сохранив его коллекцию для будущих поколений. Рожденный в семье потомственных политиков, маркиз не проявлял особого интереса к государственным делам, хоть и попробовал свои силы в различных ведомствах, в том числе на посту королевского конюшего. Однако по-настоящему его сердце принадлежало лишь книгам, и, растратив на них все свои средства, в 1769 году он оказался вынужден продать свой дом – к вящему недовольству родителей. Его отец, Рене Луи, – министр иностранных дел, в политических кругах известный по прозвищу Зверь, – печалился еще и оттого, что Марк Антуан не ел мяса и имел обыкновение много смеяться над комедийными пьесами, но никогда не рыдал над трагедиями: «Моего сына не будут ненавидеть, но и любовью он обласкан не будет». Отец ошибся, сегодня де Польми любим многими за его книги.
