Большую часть коллекции Томаса пришлось продать, однако Ричарду удалось выкупить множество ценных изданий на аукционах, проводившихся в течение трехсот дней в различных кафе, и тем самым сохранить их для собственного собрания – вопреки пожеланиям нового мужа Эми Фрюин, Джона, который предпочел бы продать все подчистую. Впоследствии Ричард выкупил многие книги брата. Он стал епископом, а значит, довольно состоятельным человеком, который мог позволить себе выделить средства на учреждение англосаксонской кафедры в Оксфорде. На эту идею его натолкнуло желание посодействовать тому, чтобы граждане его страны больше узнали о собственных многоязычных корнях и перестали препираться между собой.
В число книг, которые он ежегодно передавал в дар Бодлианской библиотеке, вошло одно из ее главных сокровищ – «Анналы Инисфаллена» (Annals of Inisfallen) 1092 года, столь ценный исторический источник, повествующий об истории средневековой Ирландии, что члены Ирландской республиканской партии до сих пор требуют вернуть его на родину. На склоне лет он решил разделить свою коллекцию и пожертвовать одну половину Бодлианской библиотеке, а вторую – Обществу древностей, вице-председателем которого он являлся. Однако, узнав о том, что он симпатизирует якобитам, члены Общества выставили его за дверь, поэтому вся коллекция досталась Бодлианской библиотеке. Надежды его деда, держателя трактира «Дьявол», оправдались, и благодаря изобретательной идее старика назначить молодому Томасу выплаты на покупку книг публичная Бодлианская библиотека пополнилась коллекцией Роулинсонов.
Злонравный Тофам
Разумеется, не все коллекционеры стремились служить на благо общества. В качестве познавательной коррективы приведем рассказ об обладателе звучного имени – Тофаме Боклерке (1739–1780). Ревностно оберегая свою коллекцию, насчитывавшую 30 000 томов, он никогда и никому не одалживал книг, если не считать настойчивого Эдуарда Гиббона. Коллекция его хранилась в солидной, построенной специально для этой цели библиотеке, спроектированной модным архитектором-классицистом Робертом Адамом на улице Грэйт-Расселл. Расположилась она прямо напротив Британского музея и, по словам Хораса Уолпола, «еще как утерла музею нос».
Избалованный, единственный ребенок в семье, выпускник престижного Итонского колледжа, Тофам Боклерк славился своим дурным нравом, а после его смерти Сэмюэл Джонсон, вспоминая его «злобливость», высказывал мнение о том, что «подобного ему человека не скоро сыщешь». Джеймс Босуэлл, хоть и находил его скабрезные шутки надоедливыми, все же частенько сопровождал его во время «ночных гулянок» в поисках случайных связей. Родословная Тофама весьма неоднозначна: правнук Нелл Гвин
[144] и короля Карла II, сын циничного охотника за приданым. В туфлях на каблуке и высоком парике, с напудренным лицом, он был одним из тех донельзя жеманных денди, которых прозвали «макарони». На таких в буквальном смысле нельзя было положиться, в чем убедилась молодая госпожа Энн Питт, когда, выходя из кареты, оперлась на протянутую руку Боклерка. Он пошатнулся под ее весом, и дама вывихнула лодыжку.
Одетого в кишащий вшами парик (однажды от него подцепили вшей все гости, съехавшиеся во дворец Бленхейм), «грязного, словно уличный попрошайка или цыган», страдающего чудовищными запорами и целым букетом венерических заболеваний, а также постоянно накачивающегося опийной настойкой, которую он принимал по 400 капель в день в качестве лекарства, – этого человека вряд ли можно назвать желанной партией. Стоит лишь посочувствовать замужней виконтессе Болингброк, урожденной леди Диане Спенсер, которая забеременела от него в 1767 году. Виконт Болингброк, пьяница, неоднократно изменявший жене, вскоре подал на развод, а два дня спустя Тофам женился на Диане – в основном ради денег. По словам Хораса Уолпола, «леди Ди прожила с ним чрезвычайно несчастную жизнь». Она мирилась с судьбой на протяжении двенадцати лет, пока он не скончался в возрасте сорока одного года, все эти годы ей приходилось ежедневно менять постельное белье. Некий майор Флойд повстречался с Тофамом в последние годы его жизни и отметил, что тому удавалось быть «сущим мучением как для самого себя, так и для всех окружающих». Дочь Дианы Мэри Боклерк, унаследовавшая недальновидность Тофама, родила четверых сыновей от своего сводного брата – сына Болингброка, Джорджа.
У этой истории радостный эпилог: овдовев, Диана в течение двадцати восьми лет наслаждалась свободой, став выдающейся художницей, которая пользовалась большим уважением и дружеским расположением Гиббона и Берка. Расточительный Тофам не оставил ей большого богатства, но она счастливо жила в коттедже на берегу Темзы неподалеку от Ричмонда. Во время визита в дом Джошуа Рейнольдса
[145] на холме Уик-хилл в Ричмонде Эдмунд Берк увидел вдалеке ее дом и, обращаясь к Гиббону, сказал: «Я чрезвычайно рад видеть, что она обосновалась в этом чудесном месте, освободившись ото всех забот». Местонахождение ее могилы неизвестно.
А что же произошло с огромной библиотекой Тофама? Стремясь раздобыть немного наличных, Тофам отдал ее под залог отцу Дианы, который распродал ее всю до последней книги.
Библиомания
С таким явлением, как библиомания, Европа столкнулась в середине XVIII века, а наиболее часто этот феномен стал наблюдаться после Великой французской революции, когда на рыночные прилавки хлынули книги, некогда принадлежавшие аристократам. Бытовало мнение, особенно в Великобритании, что после пережитых ужасов гильотины настало время трепетно оберегать старые коллекции благородных семейств. Эта идея отражена в романе «Гордость и предубеждение», когда мистер Дарси объясняет, что чувствует своим долгом оберегать семейную библиотеку в усадьбе Пемберли. Коллекционирование книг превратилось в модное и захватывающее увлечение. Богатая библиотека отныне считалась признаком высокого статуса, как сегодня шикарный автомобиль, а вовсе не атрибутом закостеневшего обскурантиста. Правда, были такие, как, например, лорд Лонсдейл, для кого богатая книжная коллекция – это не более чем признак высокого социального положения. После смерти брата он заметил: «Бедняга святой старик Джордж – он был единственным из нас, кто когда-либо брал в руки книгу».
Сэмюэл Джонсон часто рассказывал о том, как ему пришлось иметь дело с одним из таких коллекционеров-мещан. Работая над составлением каталога для огромной библиотеки Томаса Осборна, он получил выговор за то, что попусту тратил время на чтение, после чего, извергая не подлежащие повторению проклятия, он огрел своего начальника увесистым изданием Септуагинты, опубликованным во Франкфурте в 1594 году. Известно, что в 1812 году та самая книга оказалась в одном книжном магазине в Кембридже, однако затем след ее теряется.
В Британии самым что ни на есть одержимым коллекционером и истинным ценителем как книг, так и их содержания был Ричард Гебер (ум. 1833). Его библиотека, насчитывавшая в общей сложности около 150 000 книг, размещалась в восьми домах. Это был известный ученый, владевший несколькими языками, который хранил запасные экземпляры почти всех изданий (за исключением самых редких), чтобы иметь возможность свободно их одалживать. Его лучшей подругой, на которой он подумывал жениться, была еще одна любительница коллекционировать книги, Фрэнсис Каррер. В своем доме в Йоркшире она без лишнего шума собрала 20 000 книг – коллекцию мирового масштаба, которая могла потягаться с библиотекой графа Спенсера в Олторпе и герцога Девонширского в Чатсуорте. Как и многие другие женщины-коллекционеры, о которых нам известно, она намеренно скрывалась от посторонних глаз. Томас Дибдин хотел упомянуть о ней в своей восьмисотстраничной «Библиомании», но она была против подобной огласки. В разговоре с другом он описывал ее как женщину «с сердцем большим, словно купол cобора Святого Павла, и характером теплым, словно вулканическая лава». Лишь недавно стало известно, что она оказывала финансовую помощь сестрам Бронте, жившим неподалеку, в деревне Хоэрт. Именно в ее честь Шарлотта Бронте взяла себе псевдоним Каррер Белл. Многие из принадлежавших Фрэнсис 20 000 книг теперь находятся в муниципальной библиотеке Брэдфорда.
