Еще одним токсичным реагентом в ядовитом тумане идей Нордау была евгеника, представление о том, что женоподобных мужчин вроде Уайльда или Монтескью можно элиминировать из числа представителей Homo sapiens путем стерилизации. Избавившись от них, человечество в дальнейшем сможет двинуться вперед и построить суперрасу здоровых бойцов-капиталистов. Среди членов Британского евгенического общества выделялся Хэвлок Эллис. Смутное представление о книжных коллекционерах-эстетах как о людях, страдающих отклонениями, укоренилось в тот самый момент, когда в 1891 году во французский язык ворвалось новое слово-бармалей – homosexuel.
Справиться с этим Монтескью было не под силу. В 1914 году он покинул Париж и перебрался в родовое поместье д’Артаньянов (он был потомком четвертого мушкетера). Зимой он уезжал в город Ментон на Ривьере, где, всеми позабытый, скончался в 1921 году. Его книги были проданы с аукциона, и он наверняка посмеялся бы, услышав, что сегодня коллекционеры охотятся даже за трехтомным каталогом тех торгов.
Незримые женщины
Общество XIX века едва успело оправиться от изменений, которые повлекло за собой расширение избирательного права и новые возможности для рабочих-мужчин получить образование, как за свои права начали бороться женщины.
В 1875 году впервые в Британской империи диплом о высшем образовании получила женщина. Она окончила университет Маунт-Эллисон в Канаде, а год спустя в университеты начали принимать жительниц США, Голландии и Италии. Француженки обрели возможность получать бесплатное среднее образование или поступать в университет лишь в 1880-е годы, а в 1910 году первая британка получила звание профессора.
Мужчины по-разному реагировали на происходящее. В 1897 году один французский журнал провел параллель между боязнью женщин ездить на велосипеде и угрозой, которую они якобы представляли для написанных мужчинами книг. Статья сопровождалась неповторимой карикатурой, изображавшей вспотевших велосипедисток, которые давили колесами старые книги. Некоторые книголюбы погрузились в женоненавистничество или стремились доминировать, наделяя книги чертами женской привлекательности. Они писали о бумаге, нежной, как женская кожа, и сравнивали охоту за книгами с сексуальными победами. В 1904 году руководитель Французского театра в Париже признался, что любил поглаживать корешки книг, «будто любовник». Подобным отношением к книгам отличались некогда известный писатель Теофиль Готье (1811–1872), Эдмон де Гонкур (1822–1896), в честь которого названа французская книжная премия, и театральный критик Адольф Бриссон (1860–1925).
Женщин, как правило, больше интересовало содержание. В 1886 году Эндрю Лэнг в отчаянии писал: «Помню, как-то раз в руках у некой образованной дамы я увидел напечатанное по частному заказу на пергаменте издание одного романа. Она держала его над огнем, отчего пергаментный переплет уже начал скукоживаться». Четыре года спустя один француз сетовал на то, с какой наглостью женщины устраивались поудобнее, чтобы погрузиться в книгу: «Усевшись в низкое кресло, она подносит близко к камину книги в наикрасивейших переплетах».
В 1890-х годах на берегу Сены Октав Юзанн говорил о том, как его раздражали «лицейские преподавательницы», которые:
…очень быстро, но тщательно пролистывают все выставленные на продажу книги, оккупируя прилавок, за которым они устраиваются поудобнее, и даже делают пометки о прочитанном, после чего небрежно отбрасывают книгу в сторону.
Вполне вероятно, что те женщины спешили воспользоваться коротким обеденным перерывом и своим правом ознакомиться с книгами, следуя случайным всплескам интуиции и желанию погрузиться в новый текст. Обходя вниманием собственную привилегированность, он тем не менее насмехался над тем, как они «торгуются за книгу, будто это речной рак или курица».
Привычка отмечать страницу, загибая уголок, теперь присуща представителям обоих полов, однако раньше считалась исключительно женским пороком – проявлением той манеры взаимодействовать с текстом, которая была чужда активно высказывавшему свое мнение меньшинству коллекционеров-мужчин. В 1896 году один парижский журналист писал о женах, которые «наставляли рога своим супругам», загибая уголки книжных страниц с описанием особо привлекательных мужчин.
По словам феминистки Элейн Шоуолтер, то десятилетие было проникнуто ощущением разразившейся «анархии полов». История о том, что среди женщин все же были книжные коллекционеры и эксперты по истории книг, проникнута героизмом, при этом мало кому известна. В Париже 1890-х Октав Юзанн рассказывал о том, как жена полицейского, «грациозная и остроумная» феминистка Жюльетта Адам, была желанной гостьей «среди одетых в черные фраки мужчин», посещавших клуб книголюбов. Своим присутствием оживляла будни «Общества современных библиофилов» Бланш Хэггин, любительница книг из Сан-Франциско, которая переводила с персидского стихи суфийского поэта Хафиза. Молодая актриса Жюлья Барте также вступила в общество. Она дожила до 1941 года и стала одной из последних свидетельниц Прекрасной эпохи (фр. belle époque). Еще в клубе была Леонтина Липпман, представительница богемы, любительница книг, которая в полной мере воплощала эстетику той эпохи и даже стала героиней романа Марселя Пруста «В поисках утраченного времени». Удивительно, что они утруждали себя членством в обществах, которые устанавливали ограничения на количество женщин – в случае Общества современных библиофилов эта квота составляла мизерные 10 процентов.
Как это ни парадоксально, Юзанн, установивший это ограничение, все же считал, что радикально меняет сексистские представления предыдущих поколений коллекционеров – этих «сумасшедших, одержимых стариков». Он посоветовал своему другу, юристу Эрнесту Кентену-Бошару написать двухтомник «Женщины-библиофилы Франции» (Les Femmes Bibliophiles de France, 1886). Еще один член клуба Альбер Сим написал книгу «Женщины и книги» (Les Femmes et les livres), отдав тем самым дань уважения француженкам-книголюбам, а также книгу о библиотеке Марии-Антуанетты. Юзанн и его товарищи – это истинный образец инклюзивности по сравнению с библиофилами нью-йоркского джентльменского клуба Гролье, основанного в 1884 году, и клуба имени Уильяма Кекстона в Чикаго, появившегося в 1895 году: вплоть до 1976 года женщины в эти клубы вступать не могли. Участники британского Роксбургского клуба библиофилов (1812) приняли первую женщину в свои ряды лишь в 1985 году. Однако дело не в том, что женщины не всегда любили книги (они и сейчас составляют большинство посетителей книжных магазинов), а в том, что делают они это, не привлекая к себе особого внимания и не выставляя свою любовь напоказ, что демонстрируют красноречивые примеры, о которых рассказывается в этой главе.
В поисках древнейшей печатной книги
Пока Западная Европа баловалась идеями fin de siècle, один венгерский путешественник, невысокий, но крепкий как бык, готовился совершить переворот в мире книжных коллекционеров Центральной Азии. Звали его Марк Аурел Стейн, – правда, своей славой он обязан упорному труду даосского монаха, чье имя мало кому известно.
Ван Юаньлу родился, когда королеве Виктории было тридцать лет, а Великобритания стояла на пороге эпохи паровых локомотивов. Как и многие другие бродячие нищенствующие монахи, Ван жил за счет подаяний, но в 1890-х годах в его жизни появилась новая цель. Он отправился в далекие пещеры Могао, что находились посреди пустыни в центральной части Китая, приблизительно в 3200 км к северу от Калькутты. Даже сейчас, чтобы добраться туда на поезде от ближайшего города, придется провести в дороге двадцать девять часов. Как и все посетители пещер, Ван был поражен, увидев 490 вырезанных в скале святилищ, которым это место обязано своим знаменитым названием – «Пещера тысячи Будд». И по сей день сюда съезжается множество паломников и туристов, однако, когда сюда прибыл Ван, пещеры были в плачевном состоянии, поэтому он взял на себя роль их защитника и посвятил этой миссии всю жизнь: он вычищал песок, которым были заполнены некоторые пещеры, восстанавливал старинные фрески и даже оформлял заказы на изготовление новых. Периодически, когда у него заканчивались пожертвования, он отправлялся просить подаяние, теперь все средства у него уходили лишь на одно дело – храмовые пещеры.
