Книги, ввозимые в Лион, питали всю кровеносную систему революционных идей во Франции и обеспечивали литературой такие центры, как Пуатье, Бордо и Марсель, а также Испанию. Книгоноши странствовали с корзинами на шее или в маленьких повозках, запряженных лошадьми, которые при необходимости быстро превращались в стихийные книжные прилавки, не требующие лицензий и не оставлявшие следов.
Самым необычным городом, с которым Лион вел дела, был Авиньон. Сообщение с ним, как правило, осуществлялось по реке Рона. И вновь история помогает объяснить значимость этого города для эпохи Просвещения в Европе. В 1305 году конклав кардиналов в Риме не мог прийти к консенсусу по кандидатуре нового папы. Король Франции Филипп IV Красивый нашел выход из тупика, убедив кардиналов избрать в качестве понтифика Раймона Бертрана де Го, архиепископа Бордо. Новый папа, взявший себе имя Климент, предпочел Риму Авиньон.
Авиньонское пленение
[224] официально завершилось в 1377 году, однако папские легаты и дальше продолжали невзначай присматривать за анклавом в Авиньоне. Примерно до 1780 года полномочия французской таможни не распространялись на Авиньон, что превратило город в настоящий рай для книжных пиратов. В 1760 году в городе насчитывалось 60 станков и 22 книжные лавки, и это при населении 23 000 человек. (Для сравнения: в 2019 году население Кентербери насчитывало 43 000 человек, а книжных лавок было всего две.) С технической точки зрения книгопечатники Авиньона были на передовой. На станках использовался римский или латинский, а не готический шрифт. Сегодня существует предположение о том, что загадочный чех с удивительным именем Прокопий Вальдфогель начал печатать книги в Авиньоне прежде Иоганна Гутенберга. Вот что пишет писатель Венсан Жиро в своей книге по истории книгопечатания во Франции:
Гуманизм, как часто отмечалось, пришел во Францию как раз тогда, когда резиденция глав католической церкви временно находилась в Авиньоне, благодаря чему в страну попали произведения Петрарки и Боккаччо.
Папская грызня закончилась Великой французской революцией, в результате которой Авиньон полностью перешел под власть Франции. В конце концов гуманизм в стране одержал верх над фанатизмом и нетерпимостью. Однако эпохой Просвещения и революцией французы обязаны не только таким, как Дидро и Вольтер, Дантон и Робеспьер, но и тем, о ком часто забывают, – целой армии оборванцев-книгонош, рыночных лавочников, контрабандистов, авторов «синих книг», ученых-печатников, свято веривших в идею, и героических книготорговцев.
Сегодня французское правительство, свободное от влияния Сорбонны и Церкви, показывает всему миру пример, как можно поддержать издательскую отрасль. Они субсидируют книжные магазины и законодательно регулируют цены на книги. В 2013 году, несмотря на общенациональный дефицит бюджета, министр культуры Орели Филиппетти объявила о выделении 5 миллионов евро для предоставления льготных кредитов книготорговцам. Сама она – писательница. Франция поддерживает книготорговцев так же, как Великобритания пестует фермеров. Один французский книготорговец ехидно объясняет этот феномен тем, что в Великобритании бог – это фермер, в Германии – музыкант, в Италии – художник, а во Франции – писатель. И это подтверждают сухие цифры: если в 2019 году в Великобритании было около 800 частных книжных магазинов, то во Франции их насчитывалось 2500.
10
Книготорговцы Сены
В 1950-х годах молодой актер и начинающий кинорежиссер Франсуа Трюффо просматривал ассортимент книжных лавок в Париже, расположенных вдоль Сены. Его находке – потрепанному экземпляру забытого автобиографического романа «Жюль и Джим» (Jules et Jim) – было суждено изменить историю кинематографа: экранизация Трюффо открыла кино французской «новой волны»
[225] широкому зрителю. Узнав, что престарелый автор книги Анри-Пьер Роше жив, Трюффо разыскал его; они стали друзьями: режиссер был очарован воспоминаниями Роше о Пикассо и Дюшане, Гертруде Стайн и богемном Париже накануне Первой мировой войны.
Книжные развалы вдоль Сены
[226] – настоящее чудо, затерянное в анналах истории, крупнейшая букинистическая лавка в мире. Периодически какой-нибудь писатель вел учет книжных лотков: к началу XVIII века вдоль реки насчитывалось 120 книготорговцев; в 1864 году 68 человек, развернув 1020 лотков, продавали в общей сложности более 70 000 книг; в 1892 году книготорговцев было уже 156, а книг на продажу – 97 000. Чтобы лучше представить масштаб торговли на развалах, достаточно вспомнить, что в «Истории чтения» (History of Reading, 2004) новозеландского лингвиста Стивена Фишера упоминается, что в 1800 году в обычных книжных лавках Парижа продавалось «около 100 000 книг», и это была «стандартная цифра в большинстве европейских городов». Это значит, что книжные развалы вдоль Сены уже нельзя рассматривать как второстепенный уличный рынок.
Коллекционирование историй о случайных находках и открытиях в самых неожиданных местах наводит на мысли о магии, о всесильной руке судьбы. Стивен Гринблатт выудил философскую поэму Лукреция «О природе вещей» из ящика с книгами на нью-йоркской мостовой, купившись – по его собственному признанию – на изображение девушки с дешевой обложки 1960-х годов. Эта находка заставила его пересмотреть свои взгляды на истоки и природу эпохи Возрождения. В 1970-х годах с актером Энтони Хопкинсом в Лондоне приключилась еще менее правдоподобная история. Актеру предложили роль в экранизации книги Джорджа Файфера «Девушка с Петровки» (The Girl from Petrovka), однако он никак не мог найти книгу в магазинах, пока как-то, сидя на лавочке в ожидании поезда метро, случайно не увидел ее подле себя. Спустя два года Джордж Файфер невзначай рассказал Хопкинсу, что один его друг, к большому сожалению, потерял одолженный ему авторский экземпляр книги, в котором писатель делал многочисленные заметки на полях. Невероятно, но случайно найденная на лавочке книга и была экземпляром Файфера.
Книготорговцы Сены зовутся букинистами (фр. bouquinistes). Букинисты продают книги уже более пятисот лет. Изначально они торговали на мосту Пон-Нёф, а затем, когда торговля там была запрещена, букинисты переместились на берега Сены. Вплоть до XIX века, когда были возведены набережные, книготорговцы могли вести дела, не оплачивая лицензионный сбор. В годы Религиозных войн
[227] и революции букинисты продавали подержанные книги и рукописи, а также непременно запрещенную и подпольную литературу.
