— В вашей группе их слишком много, — невозмутимо
вставил Вейдеманис.
— Прекрасно. Значит, я совершаю путешествие по Европе в
кругу профессионалов. Что тебя не устраивает?
— Ты доверяешь этому поляку? А если он убийца? Ведь
именно он знал, что ты будешь с Моникой Эклер. Ревность конкурента, чувство
соперничества. Сильные страсти в сочетании с желанием выполнить свою работу и
подставить такого конкурента, как ты, могли заставить Пацоху пойти на это
убийство.
— Возможно. Но я должен с чего-то начать. В данном
случае я решил рискнуть и поверить Пацоху. Если убийца хотел меня подставить,
то он невольно подставлял и польского дипломата Монику Эклер, которая была
вместе со мной. А зачем Яцеку подставлять работника своего посольства?
— А если это он, — не унимался Эдгар, — если
он рассчитывает, что ты будешь думать именно так и поэтому не станешь его
подозревать? Что тогда?
— Возможно, но неправдоподобно. Убийца должен быть
рационален, он не может допустить, чтобы через Монику вышли на него. Ведь Яцек
— единственный человек в нашем «Экспрессе», с кем она была до меня знакома. И
если убийца — Яцек, то он автоматически наводит на себя полицию. Так не бывает,
он не может жертвовать собой, чтобы свалить меня. В любом случае я должен с ним
поговорить. Судя по всему, его тоже волнует убийство Густафсона. Не забывай,
что в Варшаве мы должны будем встречаться с президентом Квасьневским. И Яцеку
совсем не хочется вести возможного убийцу на прием к своему президенту.
— До этого вы побываете в Москве, — напомнил
Вейдеманис. — А если все же Пацоха и есть тот самый убийца, которого ты
хочешь вычислить? Ты не думал об этом?
— Думал, но я должен идти на риск. В одиночку ничего
нельзя сделать. Слишком много людей и слишком многие из них не писатели, мой
дорогой друг. Они остановились в отеле «Ибис Алесия». Я позвоню и попрошу Яцека
приехать в центр города.
Дронго позвонил консьержу и попросил его найти номер отеля
«Ибис Алесия». Когда его соединили с отелем, он попросил соединить с номером
Пацохи. Тот сразу взял трубку, словно ждал этого звонка.
— Твои предложения, сделанные в Бордо, остаются в
силе? — спросил Дронго.
— Да, — ответил Яцек, — мы можем помочь друг
другу. Если, конечно, ты не имеешь никакого отношения к смерти Густафсона.
— А ты как думаешь?
— Я ничего не думаю. Я только знаю, что в нашей группе
едет один из лучших в мире аналитиков. И если не ты убил Пьера, то должен найти
того, кто это сделал.
— Встретимся через час. Ты можешь приехать в центр
города?
— Конечно могу. Куда приехать?
— В кафе отеля «Ле Гранд Интерконтиненталь», рядом с
оперой. Найдешь?
— Конечно, — рассмеялся Яцек, — я много раз
бывал в Париже.
— Не сомневаюсь, — Дронго положил трубку и
взглянул на Вейдеманиса.
— Я принес тебе оружие, — Эдгар достал пистолет и
положил его на столик. — Надеюсь, ты знаешь, как им пользоваться, —
сказал он, поднимаясь с кресла.
— Ты умеешь шутить! — всплеснул руками
Дронго. — Это на тебя совсем не похоже.
— Я не шучу, — сказал Вейдеманис, — просто
знаю, как ты не любишь пользоваться оружием. Но сейчас не тот случай, Дронго.
Ты ищешь не просто убийцу, ты должен вычислить человека, которой послан
совершить террористический акт. Это не обычная любовная интРига или месть
неудавшегося литератора. Это человек, который получил огромные деньги. И если
ты будешь стоять на его пути, он, не задумываясь, уберет тебя. Если твоя версия
верна, а ты редко ошибаешься, значит, этот человек тебя ненавидит. Ненавидит до
такой степени, что готов на все, лишь бы подставить тебя и убрать из
«Экспресса». У вас идет обоюдная охота. Только он знает, кто ты такой, а ты не
знаешь. И поэтому должен опасаться каждого. До свидания.
Вейдеманис вышел из комнаты, тихо закрыв дверь. Дронго
вернулся в ванную комнату, достал «Фаренгейт». Он понимал, что Эдгар прав. И
знал, что никогда не станет первым стрелять в человека. Дронго сбросил халат,
посмотрел на свою грудь. Там еще остались отметки после пулевых ранений в
Нью-Йорке в конце восемьдесят восьмого года. Дронго потрогал шрам. Каким
наивным он тогда был! И тот парень, погибший за него. Как все было страшно!
Тогда они чудом предотвратили покушение на президента Горбачева, который
встречался в Нью-Йорке с Рейганом и Бушем. Может быть, им не стоило так усердно
заниматься этим делом?
Если бы тогда покушение удалось, возможно. Горбачева заменил
кто-нибудь другой, возможно, он сумел бы скорректировать курс первого и
последнего президента Советского Союза, возможно, страна не распалась бы так
страшно и необратимо…
«Получается, что я изменил ход истории», — невесело
подумал Дронго. Для него распад страны был огромной личной трагедией, чего он
никогда не скрывал.
Тогда он провел в больницах целый год. А когда вернулся, то
узнал, что все в мире изменилось. Чаушеску был расстрелян, берлинская стена
рухнула, в Тбилиси и Баку пролилась кровь невинно убиенных. Все изменилось
словно по взмаху злой волшебной палочки.
«Может быть и сейчас не стоит особенно стараться», —
вдруг подумал он. В конце концов, какое ему дело до Москвы, до их нового
президента. Он даже не оформил себе гражданство. Ведь ситуация снова может измениться.
И снова не в лучшую сторону. Дронго смотрел на себя в зеркало, словно искал
ответы на свои вопросы. Но ответов не было. Вместо них он видел перед собой
уставшего сорокалетнего мужчину со шрамами на груди. Большой лоб, внимательные
уставшие глаза, тонкие губы. Он подмигнул себе и отправился одеваться.
Вейдеманис, выйдя из здания, сразу почувствовал, что рядом с
ним появился незнакомец. В тот же момент распахнулись дверцы стоявшего у
тротуара автомобиля.
— Садитесь, — приказал незнакомец, стоявший
сзади, — и не нужно ничего говорить.
Вейдеманис пожал плечами и полез в салон автомобиля, где
сидели еще двое незнакомцев. Дронго в этот момент одевался. И хотя его окно
выходило на улицу, он даже не подумал выглянуть туда, поэтому не видел, как
увозят Вейдеманиса.
Пацоха приехал в кафе ровно через час, когда Дронго уже
сидел в глубине зала, заказав традиционный чай. Яцек сел рядом и вежливо
поздоровался. Он был в своем традиционном джинсовом костюме.
— Мне тоже чай, — попросил он официантку.
— Я думал, в Европе все любят кофе, — заметил
Дронго, — только англичане пьют чай.
— И поляки, — сказал Яцек. — У тебя не болит
голова?
— Болит, — кивнул Дронго. — Почему участников
будят каждое утро в шесть утра? Кому нужны такие экстремальные условия? Можно
вставать в девять и выезжать в десять.
— У нас организаторы — немцы, — усмехнулся
Яцек, — для них это самый настоящий отдых. Обычно они встают в пять утра и
отправляются на работу. Поэтому они не понимают, как можно спать до девяти
утра.
