— Согласен, — кивнул Пацоха и перечислил фамилии
трех грузин и трех литовцев.
— Верно, — согласился Дронго, — хотя я бы
исключил Важу Бугадзе. На роль хладнокровного убийцы этот парень явно не тянет.
— Грузины не пойдут обедать без Бугадзе, — заметил
Пацоха, — поэтому я его тоже включил.
— Не пойдут, — кивнул Дронго, — итого десять
подозреваемых. Кто еще?
— Испанцы. Альберто Порлан и его жена, они были в ту ночь
в Мадридском отеле. Карлос Казарес, Инес Педроса.
— Вряд ли. В Большой советской энциклопедии есть
упоминание о самом ярком представителе галисийской литературы Испании. И это
романист Карлос Казарес. Кстати, энциклопедия была выпущена еще в семьдесят
втором году, когда Казаресу было только тридцать лет.
— Если хочешь, я его уберу из списка, — предложил
Пацоха.
— Пока не нужно. Кто остальные восемь?
— Ты, я, Нелли Мёллер, Павел Борисов. Виржиния. Еще я
включил троих югославов — Мехмеда Селимовича, Ивана Джепаровского и Зорана
Анджевского.
— Почему именно их? Один из Боснии, другой из
Македонии, третий из Югославии.
— Портье говорил, что они вернулись в отель позже
других и просили льда для виски. Каждый хотел узнать, где находятся автоматы,
вырабатывающие лед.
— Это еще ничего не значит. Они могли действительно
пить виски. Хотя, я думаю, их нужно оставить.
— Я бы еще поставил Дивжака.
— Если этот парень поругался со мной, еще не значит,
что он убийца, — засмеялся Дронго.
— Он воевал против сербов, — упрямо сказал
Пацоха, — и я считаю его одним из самых подозрительных типов.
— Игор — молодой человек. И, возможно, принимал участие
в боевых действиях. Но как журналист, а не как солдат. Я у него узнавал, он не
воевал.
— Как хочешь. Тогда кого оставить? У меня уже двадцать
два человека без Дивжака. Плюс еще двое. Ты говорил, что ваш разговор с
Густафсоном слышали, кроме Борисова, еще Стефан Шпрингер. Мехмед Селимович и
Альваро Бискарги.
— Получается слишком много, — сказал
Дронго. — Кстати, там были две женщины, о которых я тебе не говорил.
— Кто они?
— Там еще стояла эта симпатичная датчанка Мулайма Сингх
и Мэрриет Меестер из Голландии.
— Я ее помню. — кивнул Пацоха, — она похоже
на Николь Кидман. Значит, нужно добавить еще четверых. Но у нас только двадцать
два места.
— Убери двоих грузин и двоих литовцев, — предложил
Дронго, — у нас вызывают сомнения только Георгий Мдивани и Еужений
Алисанка. Остается двадцать два человека. Четверо украинцев, четверо испанцев,
четверо последних, о которых мы говорили. Трое югославов, двое болгар, ты, я,
Нелли Мёллер. Плюс Георгий и Еужений. Вот тебе полный комплект. Все, кого мы
можем подозревать.
— Двадцать два человека, — задумчиво сказал
Пацоха. — У тебя больше нет никаких добавлений? Я бы оставил еще Геркуса,
он приходил вместе с Эужением в отель. И, если хочешь, уберу Карлоса, как ты
предлагал.
— Нет, нет. Он везде появляется с Инес Педросой. Не
нужно их разлучать. Давай лучше заменим его на Нелли Мёллер. Она единственный
человек, кто не был в отеле и не вызывает у нас подозрений.
— Вообще-то я хотел пообедать с ней, — проворчал
Пацоха, — но, похоже, ты прав. Значит, получился список на двадцать два
человека. Четверо украинцев, четверо испано-португальцев, трое югославов, двое
болгар, двое литовцев, грузин, представители Андорры, Лихтенштейна, Голландии,
Дании. И мы двое. Шесть женщин и шестнадцать мужчин. У тебя есть еще кто-нибудь
на примете?
— Нет. Похоже, мы уточнили наш список. Из сорока
человек, находившихся в тот момент в отеле, эти двадцать два вызывают
наибольшее подозрение. Давай проверим наши сомнения, Яцек. Но я бы поставил еще
два дополнительных стула и пригласил еще двоих.
— Кого?
— Имен называть не буду. Мужчина и женщина. Один из них
очень известный поэт. Оба злоупотребляют героином. Они не годятся на роль
профессиональных убийц, но вполне могут помочь тому, кто вовремя даст наркотик.
— Проверим их отдельно, я примерно представляю, о ком
ты говоришь.
— Для этого не нужно особо напрягать свою
фантазию, — заметил Дронго, — все видно по их изможденным лицам.
— Почему ты не включил турок? — вдруг спросил
Пацоха. — Там была еще турецкая супружеская пара.
— Тургай Фисекчи. Мало того, что он член запрещенной в
Турции коммунистической партии, ты еще хочешь, чтобы он был и убийца? Он
напоминает мне три шара, сложенных вместе. И при ходьбе эти шары словно
двигаются. Голова, тело и ноги. А его жена Фатима — это один маленький круглый
шарик. Она врач, официально включенный в нашу группу, и ее наверняка проверяли.
Во всяком случае, на наличие профессиональных навыков и опыта работы. Поэтому я
их исключил.
— Мы пригласим всех во вторую смену, — предложил
Пацоха, — и тогда все будет зависеть и от нашей наблюдательности, и от
твоего правильного расчета.
— Один из этой компании наверняка убийца
Густафсона, — сказал Дронго, — и я собираюсь его разоблачить. Самое
важное, чтобы он ничего не заподозрил до того момента, пока мы начнем
действовать. Я думаю, что было бы полезно поговорить с Борисовым.
— Поговорим, — согласился Пацоха. — Лучше,
если это сделаю я. У тебя, по-моему, с ним сложные отношения.
— Он, наверно, думает, что я ухаживаю за Виржинией. Но
мы только вместе пили текилу.
— Этого вполне достаточно, чтобы возбудить в нем
ревность. Говорят, что ты пьешь как автомат и можешь влить в себя невероятное
количество алкоголя.
— Я вообще не пью, — поморщился Дронго, — но
если нужно, могу выпить довольно много. Я тебе об этом уже говорил. Дело,
очевидно, в моей комплекции. Меня трудно свалить с ног обычной порцией
спиртного.
— Ты знаешь, что он работает на французскую разведку?
— И, по-моему, не только на французскую. —
усмехнулся Дронго. — Давай сделаем так. Не будем ничего ему говорить.
Заодно проследим и за его реакцией на мое предложение. Для чистоты
эксперимента. Хотя мне очень не нравится, что приходится прибегать к подобным
методам, чтобы выявить преступника. Это может быть опасно.
— Иначе он затаится, и мы ничего не узнаем. —
ответил Пацоха, — думаю, что у нас нет другого выхода.
Оба еще не знали, что сегодня произойдет еще одна трагедия,
не подозревали, чем кончится сегодняшний переезд.
Москва. 18 июня
Несколько дней Меликов провел в постели, словно впав в некое
беспамятство. Бешенство, охватившее его после того, как врач наложил гипс, не
поддавалось описанию. Он катался по постели, кусал подушку, рвал зубами
простыни. Обе ноги были закованы в гипсовые колодки, и теперь он не мог
самостоятельно передвигаться. Братья Изотовы все эти дни не отходили от него,
подавая еду и судно по мере необходимости. Несколько дней казалось, что он
балансирует на грани безумия, но восемнадцатого июня, в воскресенье, он,
наконец, попросил дать ему завтрак и даже попытался подняться.
