Она постучала еще раз, и он, быстро натянув джинсы и майку,
открыл дверь.
— Добрый вечер, — сказала она по-английски,
улыбаясь.
— Добрый вечер, — ответил он и попытался тоже
улыбнуться.
Кажется, на этом ее английский словарный запас был исчерпан.
Она смотрела на него, явно ожидая, что он посторонится и
пропустит ее в номер. Но он стоял как каменный. Он видел, как она на него
смотрит, и уловил запах спиртного. Очевидно, внизу, в баре, она уже выпила
довольно много. И теперь ее тело требовало разрядки.
— Вы не говорите по-немецки? — наконец догадалась
спросить дама.
— Нет, извините, только по-английски, — с его лица
еще не сошла несколько растерянная улыбка.
Она была неплохо сложена, у нее были красивые светлые глаза.
Но всего этого было явно мало, чтобы он посторонился. Он чувствовал себя
неловко, особенно после эпизода в сауне, ведь она видела, как он выскочил в
полном смятении.
— Я плохо говорю по-английски, — пожала плечами
немка. — Я выросла в Швейцарии, а там говорили только на немецком, французском
и итальянском. Вы знаете французский или итальянский?
— Немного знаю итальянский. — Отступать было
невозможно: она могла помнить, как он разговаривал с итальянцами.
— В таком случае будем говорить по-итальянски, —
предложила она. — Сеньор не хочет меня пустить в свой номер?
На ней были темные легкие брюки и светлая майка, под которой
больше ничего не было.
— Извините меня, сеньора, — сказал Дронго, немного
посторонившись.
«В этом отеле не такие большие номера, чтобы могли
поместиться двое, — подумал он. — Во всяком случае, ей придется сесть
либо на кровать, либо на стул».
Она быстро оценила обстановку и, выбрав кровать, уселась на
нее.
— Наши женщины говорят, что вы самый элегантный мужчина
в «Экспрессе», — сказала она, улыбнувшись.
— Это преувеличение. Просто большинство писателей носят
бороду и усы, а я люблю быть всегда чисто выбритым. Вот и вся моя элегантность.
— Вы хорошо говорите по-итальянски, — заметила
она. — Наша итальянская коллега сегодня вполне оценила ваши достоинства.
Дронго почувствовал, что краснеет. Он, много раз проходивший
сквозь нелегкие испытания, каждый раз терялся от подобной лобовой атаки, не
зная, как реагировать.
— Я не бываю на нудистских пляжах, — пробормотал
он, — поэтому такая обстановка была для меня несколько необычной.
— И вы не ходите в сауну? Или в вашей стране нет общих
саун? — засмеялась она.
— В моей стране действительно нет ничего
подобного, — кивнул Дронго.
Он почувствовал себя неловко от того, что стоял близко к
ней, и, пройдя к столу, опустился на стул.
— Поэтому вы чувствуете себя таким скованным, —
засмеялась она. — Не волнуйтесь, я вас не съем, честное слово.
«Надеюсь», — подумал он, изображая улыбку.
— У вас есть что-нибудь выпить? — спросила она.
— Только в мини-баре.
Он поднялся и достал из мини-бара небольшую бутылку
шампанского. Быстро открыл ее, радуясь, что может хоть чем-то себя занять,
отвлекая гостью от двусмысленного разговора. Принес два бокала, налил
шампанского.
— Ваше здоровье, — он улыбнулся и пригубил кислый
напиток.
«Почему шампанским называют такую гадость? — подумал
Дронго. — Честное слово, „Советское шампанское“ было намного лучше. И это
совсем не ностальгия по хорошему напитку, просто мы привыкли к другим вкусовым
ощущениям».
— Хорошее шампанское, — улыбнулась немка, облизнув
губы.
Она посмотрела на него долгим томным взглядом. «В такой
ситуации нужно быть либо идиотом, либо импотентом, — подумал он. —
Пожалуй, идиотом быть лучше». Ему не нравились подобные атаки и эта подвыпившая
женщина, которая пришла к нему с весьма определенной целью.
— Очень хорошее.
Он не знал, как отделаться от назойливой особы. Но просто
так выпроводить немку было невозможно.
— Вы всегда такой нерешительный? — спросила она.
По-итальянски это прозвучало как оскорбление, примерно так: «Вы всегда такой
цыпленок?»
— У меня был тяжелый день, — начал Дронго, —
и я должен еще написать статью для газеты. Утром надо ее сдать, поэтому сейчас
я ее обдумываю.
— Вы можете написать ее позднее, — возразила она,
чуть приподнимаясь.
— Конечно, — согласился Дронго, — но завтра
утром мы все уезжаем на выставку «Экспо» и вернемся поздно вечером. А в газете
ждать не будут. Я им должен сдать материал завтра утром.
На женщину из Восточной Европы такой аргумент не
подействовал бы абсолютно. Но на немку, которая выросла в Швейцарии и живет в
Западной Германии, это произвело впечатление. Работа прежде всего. Самое
главное в жизни — это твоя работа, которую ты должен выполнять вовремя и
качественно Дронго вспомнил, что Яцек Пацоха говорил о немцах. Для них подъем в
семь утра — настоящий праздник, так как обычно они встают в пять. Немка
закивала в знак понимания. Она подумала, что можно будет встретиться и потом, а
работа должна быть сделана именно этой ночью.
— Вы будете сейчас писать статью? — спросила она.
— Да, — вздохнул Дронго, — у меня уже есть
некоторые заготовки.
— Тогда не буду вам мешать.
Она попыталась подняться и чуть качнулась. Затем со смехом
все-таки поднялась с кровати. Дронго сразу встал со стула. Она шагнула к нему и
обхватила обеими руками. Ее рот был влажным и требовательным. А у него было
ощущение жертвы, которая подвергается насилию. Она целовала его довольно долго
и, только когда он невольно сжал ее руки, отпустила.
— Жаль, — сказала она, — такой породистый
экземпляр пропадает.
«Еще немного — и она меня изнасилует», — подумал
Дронго, пытаясь отстраниться.
— Вы будете работать? — еще раз спросила она.
— Конечно, — он готов был сказать что угодно, лишь
бы она убралась из его номера.
Груди у нее были большие, и набухшие соски прикасались к его
груди.
— Очень жаль, — сказала она по-итальянски, —
очень жаль, — повторила она по-немецки и затем по-английски.
— Мне тоже жаль, — сказал Дронго, делая виноватое
лицо.
— До свидания.
Она наконец отпустила его. Уже открыв дверь, она снова
обернулась, и ему пришлось выдержать еще один поцелуй.
Когда она наконец подошла к лифту, Дронго закрыл дверь,
испытав невероятное облегчение. Он успел заметить, как она обернулась и
посмотрела на него. Ему было неловко. Закрыв дверь, он подошел к окну и раскрыл
его настежь.
