— Только вас нам и не хватало, — растерянно
заметил Дронго.
— Во всяком случае, меня так просто из вагона не
выбросят, — ухмыльнулся англичанин, — а если попытаются это проделать
с вами, я всегда могу придти вам на помощь.
— Надеюсь, вы будете один, без вашей подруги? —
спросил Дронго.
— Почему она вам так не нравится?
— Наоборот, она мне очень нравится, и я бы с
удовольствием поменялся с вами местами. Чтобы она сопровождала нас, а вы бы
остались отдыхать где-нибудь в Западной Европе. И больше не похищали моего
друга, приняв его за агента.
Планнинг сухо рассмеялся. Или сделал вид, что рассмеялся.
— Люблю работать с профессионалами, — признался он, —
с вами приятно иметь дело.
— С вами тоже. Вы разрешите мне заплатить за наш
коньяк?
— Нет, заплачу я — как проигравший. Ведь вы правильно
определили, какой коньяк я заказал.
— Договорились, — Дронго увидел направлявшегося к
одному из соседних павильонов Эужения Алисанку и поднялся, чтобы догнать
литовца. — До встречи, Планнинг, — кивнул он англичанину.
Алисанку он догнал у входа в итальянский павильон. Увидев
Дронго, Эужений улыбнулся. Они испытывали симпатию друг к другу — импульсивный,
открытый, напористый Дронго и интеллигентно-сдержанный, молчаливый, никогда не
повышающий голоса Алисанка.
— А где ваши соотечественники? — поинтересовался
Дронго, здороваясь с литовцем.
— Не знаю, — улыбнулся тот, — кажется, они
потерялись где-то у африканских павильонов. Там столько народа, —
по-русски Алисанка говорил не просто без акцента, но и абсолютно правильно.
— Геркус сказал мне, что в момент убийства вы прошли в
свое купе, — уточнил Дронго.
— Да, — кивнул Алисанка, — мы были там вместе
с Геркусом. В купе как раз сидел Лауринас. Мы взяли свои записные книжки и
пошли обратно.
— Вы видели Темелиса?
— Да, он прошел с нами в соседнее купе. Там были два
киприота и два грека. Они разговаривали о чем-то по-гречески.
— А в следующем купе находились болгары?
— Да. И англичанка. Они были вчетвером.
— Это было последнее купе с другой стороны? —
уточнил Дронго.
— Нет, — чуть подумав, ответил Эужений, —
наше купе находилось в середине вагона. Это я помню абсолютно точно. Значит,
после купе болгар было еще два купе.
— Кто там был?
— Не помню, — ответил Алисанка, — но,
кажется, в последнем наши женщины — Мулайма Сингх, Мэрриет Меестер и кто-то из
немецких журналисток. Нет, я вспомнил. Не немецких. Там была австрийка Сильвия
Треудел. Она разговаривала, стоя в коридоре, с Мулаймой, это я точно помню.
— И кто был в предпоследнем купе?
— Не знаю, — пожал плечами Алисанка, — мне
кажется, что Борисов должен помнить, кто находился в купе рядом с ними, ведь он
не сидел на месте, все время ходил по вагонам.
— Ясно. Спасибо вам, Эужений.
— Не за что, — улыбнулся Алисанка, — вы
думаете все-таки, что Темелиса кто-то вытолкнул из вагона?
— Возможно, — уклонился от ответа Дронго, —
он ведь сидел с нами и не был пьян. Почему он выбрал такой странный способ
самоубийства?
— Я тоже об этом думал, — признался
Алисанка, — и не нахожу разумного объяснения. Думаю, что нам повезло с
таким экспертом, как вы. Если кто-нибудь и найдет убийцу, то это будете вы.
— Спасибо. Можно я задам вам один личный вопрос?
— Конечно, — кивнул Алисанка, — что вас
интересует?
— В вашей биографии указано, что вы были офицером
Советской Армии, причем комиссовались в девяностом году, когда в Литве к власти
уже пришел Ландсбергис. Как получилось, что вы были в это время офицером?
— В восемьдесят восьмом году меня призвали на военную
службу. И отказаться было невозможно. Два года я честно отслужил. Представляете
мою ситуацию? С одной стороны, практические занятия и ленинские семинары, с
другой, Литва уже объявила о своей независимости и там началось национальное
движение. Было странное ощущение ирреальности происходящего, некоей
раздвоенности.
— Понятно. И последний вопрос. Вы все время были с
Геркусом или все-таки расставались?
— Нет, кажется все время были вместе. А почему вы
спрашиваете? Думаете, что я мог сломать ручку? В таком случае логично
предположить, что нас было двое, я сломал дверцу вагона, а Геркус выбросил
Темелиса. Или наоборот, — лукаво усмехнулся Алисанка.
У него были умные наблюдательные глаза. Дронго подумал, что
интеллект этого литовца был вычислен абсолютно верно. Он достал из кармана
найденную пуговицу.
— Вы не знаете, кому она могла принадлежать?
Эужений взглянул на пуговицу. Улыбнулся. Потом неожиданно
спросил:
— Надеюсь, вы нашли ее не в кулаке погибшего Темелиса?
— Нет, просто я хочу вернуть ее владельцу. Я думаю, она
была пришита к темной рубашке, а ваш друг Геркус всегда ходит в черном. И этот
эстонский поэт тоже.
— Может, с его куртки, — подумав, ответил
Алисанка, — но у Геркуса пуговицы никогда не отрываются. У него они
пришиты насмерть. Это я точно знаю. И у меня таких пуговиц нет. Может, у
Георгия Мдивани? Вы спросите у него.
— Так и сделаю, — пробормотал Дронго, —
спасибо. Извините, что задержал вас.
— Не за что, — улыбнулся Эужений.
Дронго повернул к выходу. Уже стоя на эскалаторе,
доставлявшем пассажиров к вокзалу, он увидел, как впереди мелькнула фигура
Захарьевой. Дронго начал обгонять стоявших впереди людей, чтобы оказаться рядом
с ней. Они подошли к вокзалу почти одновременно.
— Ах, это вы, — сказала Захарьева, вздрогнув,
когда Дронго поравнялся с ней.
— Извините, — пробормотал он. — кажется, я
вас напугал.
— Ничего страшного. — рассмеялась Виржиния. —
Просто я в последнее время стала немного пугливой. Так говорят по-русски?
— Иногда говорят. Виржиния, вы не помните, кто был в
предпоследнем купе, между вами и женщинами, которые занимали последнее купе.
— Не помню. Кажется, в последнем купе была Сильвия
Треудел. Она говорила все время по мобильному телефону.
— А кто находился в другом купе?
— Не помню, — снова сказала Виржиния, — я
ведь была в ресторане, рядом с вами, и вообще не ходила в другую сторону.
— Ясно, — разочарованно произнес Дронго, доставая
пуговицу. — Говорят, что женщины наблюдательнее мужчин. Вы не знаете, чья
это пуговица?
— Я не наблюдательна, — развела руками
Виржиния, — наверное, кого-то из мужчин. Вы опросите лучше наших мужчин,
они вам скажут. Где вы ее нашли?
