Но очевидно, что и соседней Германии поляки могли предъявить
еще более длинный счет. В центре Варшавы еще сохранились места, где на улицах
расстреливали участников Варшавского восстания. Однако Германия была сейчас
другой, и отношение к ней было иное. Сытая, богатая, она нужна была для
интеграции в НАТО и в другие европейские структуры. Поэтому счет к немцам был
отброшен как не подлежащий оплате, а счет к России выставлен по каждому пункту.
Теперь можно было брать реванш за многолетнее унижение. Не стало Советского
Союза, и с русскими можно было разговаривать совсем по-другому.
Дронго вышел на улицу. Ливень не утихал. До замка ему
придется идти под дождем. И хотя он взял зонтик, он мало бы помог. Неожиданно
затормозила машина, и из нее вышел Пацоха.
— Все уже поехали в замок, — сказал Яцек. —
Где ты был?
— Спал, — усмехнулся Дронго, — ты ведь
знаешь, что я не хожу на завтрак.
— Поедем вместе в замок, — предложил
Пацоха, — оттуда все участники «Экспресса» продолжат экскурсию — три часа
будут плыть на теплоходе. И вечером состоится театрализованный прием.
— Какой прием?
— Актеры будут в рыцарских доспехах, — пояснил
Пацоха, — кто хочет, может принять участие в этом празднике. Ты вчера
обещал мне показать убийцу. Когда ты это собираешься сделать?
— Тогда вечером, — предложил Дронго, — во
время представления. Сейчас в замке будет полно народу. А на теплоходе могут
быть не все участники нашей группы. И появление неизвестных его насторожит. У
тебя есть группа захвата?
— Есть. Четыре человека из нашей контрразведки. Еще
несколько человек приедут к вечеру. Я думаю, мы справимся.
— Скажи, чтобы они были очень внимательны. Этот человек
наверняка вооружен.
— Тогда это Борисов, — сказал Пацоха, — кроме
нас, оружие было только у него.
— Не только, — загадочно ответил Дронго. — Мы
с самого начала допустили небольшую ошибку, решив проверить только тех
участников группы, которые оставались в Мадридском отеле.
— Думаешь, что убийца попал в отель по воздуху? —
рассмеялся Пацоха. — Или ты веришь в перемещение тел?
— Вечером я назову имя убийцы. Он может быть вооружен.
Скажи, чтобы все были наготове.
— Хорошо, — согласился Пацоха. — Если хочешь,
водитель отвезет тебя к замку. Он стоит на берегу реки. Оттуда и начнется
экскурсия.
— Спасибо. — кивнул Дронго, усаживаясь в машину.
Через двадцать минут они были у замка. Многие участники
группы уже покидали замок, спасаясь от дождя в соседних кафе и барах. До отхода
небольшого прогулочного теплохода, вмещавшего человек сто — сто пятьдесят,
оставалось минут сорок. Дронго прошел по причалу. Здесь уже начинали собираться
люди. Он прошел дальше и увидел Георгия Мдивани, стоявшего на причале.
— Как вы себя чувствуете? — спросил Дронго.
— Сегодня лучше. — засмеялся Георгий. — Вы
меня в тот день перепили. Я даже не помню, как добрался до отеля. А когда
добрался, то просто рухнул в постель. И два дня пролежал. Мне потом друзья еду
приносили.
— Я тоже себя плохо чувствовал, — признался Дронго, —
но принял таблетку аспирина и встал под душ.
— Помогло?
— Почти. Во всяком случае, голова не болела.
— Вам повезло, — улыбнулся Георгий.
К ним приблизились вышедшие из замка Харламов и Мураев.
— Как прошла экскурсия? — поинтересовался Дронго.
— Поразительно, — ответил Мураев. — Очень
интересно. В замке была даже система отопления. И это в четырнадцатом веке!
Очень интересно.
— У них были свои правила поведения и свои понятия
чести, — задумчиво добавил Алексей Харламов. — Вы знаете, я давно
хотел вас спросить. Вот на Кавказе тоже свои понятия чести — высоко ставится
мужская добродетель, мужское слово. Мне говорили, что даже взрослый сын никогда
не осмелится курить в присутствии отца. Рассказывали об уважении к старшим.
— Правильно говорили.
— И в то же время такая дикая коррупция, такое
поголовное взяточничество. Чем это объяснить? Ведь это одни и те же мужчины.
Неужели у них нет чести, достоинства? Неужели при таких высоких понятиях
добродетели можно быть настолько непорядочными людьми?
— Наверное, можно, — вздохнул Дронго, — на
Востоке взятка считалась актом доброй воли, не унижающим мужчину. Конечно, вы
правы. Это омерзительно. И особенно противно, когда торжествующий негодяй
оправдывает свое воровство интересами семьи, дома, близких. На самом деле любой
взяточник — это проститутка, торгующая своей совестью. Для меня любая
проститутка лучше, чем чиновник, получающий мзду. Но искоренить подобное
практически невозможно. Для этого нужно менять всю систему. И человеческую
природу. Если даже в Японии один из бывших премьер-министров брал взятки, если
даже в Западной Европе ловят на этом чиновников высокого ранга, то на Кавказе
это норма.
— Мой покойный отец говорил, что нашу полицию нельзя
исправить, — вздохнул Георгий, — и наши правоохранительные органы в
любом случае будут тормозить любую реформу. Единственный выход — разогнать всех
сотрудников и набрать новых. Сделать такую революцию в системе, иначе ничего не
получится.
— Придут новые, которые будут брать взятки, как
старые, — горько ответил Дронго. — Мне иногда бывает страшно за
будущее этого региона. При тотальной коррупции и местничестве, при повальном
воровстве все три страны обречены на распад и гибель. У Азербайджана, Грузии и
Армении нет шансов на гарантированное выживание. Боюсь, что гражданская война в
Грузии еще может повториться, запылают более страшные пожары в Баку и в
Ереване. Хотя в Армении уже, кажется, хуже быть не может. Убийство спикера и
премьера — это очень сильный удар по престижу страны.
— Вы пессимист, — мрачно заметил Харламов.
— Я не думаю, что вы большой оптимист, — заметил
Дронго. — Знаю вашу точку зрения по чеченскому вопросу и уважаю вашу
позицию, хотя и не разделяю ее. Я понимаю вашу боль и тревогу. Но я понимаю
боль и горе всех людей, оказавшихся волею судеб втянутыми в эту страшную войну
на Кавказе. Понимаете, что здесь важно. Один главный общий принцип — не убий.
Никого, ни старика, ни женщину, ни младенца. И когда бомбят чеченские села, это
не метод борьбы с бандитами.
— А когда взрывают дома? — сурово спросил Харламов. —
Или когда захватывают больницы? Это метод борьбы? Или когда вас берут в
заложники?
— Нет, — сказал Дронго, — это тоже не метод.
Что касается взятия заложников, это позор. Самый настоящий позор. Дошло до
того, что в заложники стали брать журналистов, которые приезжали к конкретным
людям, доверившись им на слово. Таким чудовищным фактам нет оправдания. Но
бороться нужно с бандитами, а не с народом.
— У нас опять получился разговор о политике, —
вставил Мураев.
