— Нет, та девушка приехала вместе со мной. Ночами мы
ходили по Кракову и о чем-то говорили. Нам было интересно вдвоем. Мне тогда
было чуть больше двадцати, а ей чуть меньше.
— Романтический период, — закивал Пацоха, — а
в Польши все события начались как раз в восьмидесятом году.
— Я об этом помню, — ответил Дронго. —
Когда-нибудь я тебе расскажу о великом поляке, моем друге, который так много
сделал для человечества и так мало получил на своей родине в Польше. Он был
сотрудником Интерпола. Поверь, я всю жизнь стараюсь быть похожим на него…
Пойдем в зал, кажется, сейчас выйдет президент. Ты не знаешь, куда пропал
Хоромин?
— По-моему, он очень расстроился, что ты выдал нам
Бискарги в Польше. Наверное, хотел арестовать его в России. И получить
очередной орден. Или там сейчас не дают ордена?
— Боюсь, что дело не в ордене. — тихо заметил
Дронго, проходя в зал приемов.
Здесь было много гостей. Все участники встречи уже
выстроились в правой части зала, когда к ним вышел президент Литвы — высокий,
подтянутый, седовласый. Внешностью и осанкой он был похож на американского
сенатора или губернатора. Но он предпочел вернуться на родину и служить родному
краю.
Президент говорил на английском и литовском языках. С
ответным словом выступил Томас Вольфарт. Затем случилось непредвиденное.
Президент вдруг направился к гостям и стал приветствовать каждого, интересуясь,
кто он и откуда приехал. Для каждого он нашел особые слова приветствия. Когда
очередь дошла до россиян, все замерли. Мураев протянул руку и по-русски сказал:
— Здравствуйте.
И вдруг президент, улыбнувшись в ответ, пожал ему руку и
начал говорить по-русски. Все переглянулись. На русском языке президент Адамкус
говорил не только лучше многих прибалтов. Он говорил абсолютно правильно,
словно закончил филологический факультет российского вуза. Изумленный Мураев не
знал, как ему реагировать. Услышав, что президент говорит по-русски, к нему
потянулись другие представители стран СНГ, владеющие русским языком. Президент
говорил о том, что через несколько дней его супруга поедет в Санкт-Петербург.
Он говорил о культуре России, литературных традициях русского народа. У многих
из присутствующих на лицах было написано изумление. К Дронго подошел один из
кипрских писателей, представлявших греческую общину.
— Ты знаешь, — задумчиво сказал он, — нас
предупреждали, чтобы мы не говорили здесь по-русски. Иначе, мол, вам не ответят
или даже обругают. А на самом деле все это вранье, если сам президент так
прекрасно владеет русским языком и не скрывает этого. Значит, здесь все в
порядке.
— Этот человек делает честь своей стране, —
ответил Дронго. — Мне рассказывали, что он иногда даже осаживает своих
ретивых националистов, так и не понявших, в каком мире и в каком веке они
живут.
В разных концах зала стояли Планнинг, Пацоха и Борисов. В
самом зале были только два охранника, находившиеся довольно далеко от
президента. Кажется, он не очень беспокоился о собственной персоне, увлеченно
беседуя с окружившими его гостями. К концу приема появился Хоромин. Он
беспокойно передвигался по залу, появляясь то тут, то там. Увидев Дронго, он
кивнул ему в знак приветствия, но не подошел.
Прием заканчивался. Президент и его супруга
сфотографировались на память с писателями. Дронго смотрел на этого пожилого человека,
прожившего нелегкую жизнь, познавшего вынужденную эмиграцию, тяжкий многолетний
труд и, тем не менее, не ожесточившегося, сумевшего подняться над личными
обидами и стать символом маленькой страны, ее устремленности в будущее. Он
подошел к президенту и неожиданно для себя сказал:
— Господин президент, разрешите пожать вашу руку.
— Да, — удивился Адамкус, — конечно.
Они обменялись крепким рукопожатием.
Когда Дронго вышел из парадного зала, Планнинг несколько
насмешливо спросил:
— Кажется, он произвел на вас впечатление?
— Я редко встречал в своей жизни таких порядочных
людей, как он, — признался Дронго.
Прием был закончен, и гости потянулись к выходу.
— Кажется, все в порядке, — сказал Пацоха, выходя
одним из первых.
Борисов хмуро кивнул Дронго и вышел следом. Планнинг уходил
с последней группой гостей. Дронго присоединился к ним. Неожиданно, когда уже
почти все вышли, у дверей возникло замешательство. Представитель Турции Асли
Эрдоган, внезапно покачнувшись, рухнула на пол.
— Врача! — крикнул Дронго, бросаясь к ней.
Он поднял женщину на руки и перенес в кресло. Охранники
подбежали к ним. Среди них выделялась высокая женщина с очень короткой, почти
мужской стрижкой. Дронго обратил внимание на ее лицо, вернее, на ее глаза.
Сильный и умный взгляд. Если глаза — зеркало души, то это зеркало
свидетельствовало в ее пользу. У нее был низкий голос, правильные черты лица,
упрямая линия тонких губ.
— Что случилось? — спросила она.
Очевидно, понял Дронго, эта женщина — одна из руководителей
охраны литовского президента.
— Кажется, ей плохо.
Упавшая женщина тяжело дышала.
— Вызовите врача и «скорую помощь», —
распорядилась женщина с короткой стрижкой.
Он вдруг вспомнил, как пытался пробиться на стадион
Рашников. Кажется, тогда тоже вызвали «скорую помощь». Возможно, кто-то на это
рассчитывал. Но женщине действительно было плохо. Она с трудом дышала, хватая
воздух непослушными губами. Рядом оказался Планнинг.
— Что происходит? — спросил он.
— Не нужно вызывать врача, — вдруг сказал Дронго,
обращаясь к незнакомке. — Лучше вызовите такси, и мы увезем ее в отель.
Там ее осмотрит наш врач.
— Вы же видите, что ей плохо, — возразила
она, — а если она потеряет сознание?
— Я отвечаю за все, — громко сказал Дронго. —
Не нужно вызывать «скорую помощь». Лучше сначала я выведу ее из дворца.
— Почему — лучше? — подозрительно прищурилась
руководитель охраны.
— Я знаю, что делаю, — неожиданно твердо ответил
он. — Не нужно никаких врачей. Мы сейчас вынесем ее наружу, а там
посмотрим.
Асли Эрдоган была легендарной личностью. Профессор физики,
она пробовала себя в разных литературных жанрах, несколько лет жила в сельве
вместе с индейцами Амазонки, часто путешествовала по Южной Америки. Ей было
тридцать два года, но она уже успела опубликовать несколько книг и стать известным
ученым и прозаиком.
Когда они вынесли женщину на улицу и усадили на скамейку,
она открыла глаза.
— Я выпила шампанского, и мне стало плохо, —
призналась она, — сама не знаю, почему.
Планнинг взглянул на Дронго.
— Врачи, — пояснил Дронго. — Ей стало плохо
во дворце, и мы должны были вызвать «скорую помощь». Кому-то это было нужно,
ведь наверняка чемоданчики медиков не стали бы проверять.
