Истина была где-то посередине. Конечно, в тридцать девятом —
сороковом годах Советская Армия в соответствии с пактом Молотова — Риббентропа
оккупировала прибалтийские республики и восточную Польшу. И, конечно,
расстрелы, депортации, высылки прокатились по Прибалтике, как, впрочем, и по
всему Советскому Союзу. Но затем сюда пришли фашисты. Не немцы, как иногда
любили передергивать некоторые историки, а именно фашисты. И тогда тоже имели
место и расстрелы, и депортация. Но только на этот раз больше других страдали
евреи и коммунисты. А потом снова пришла Советская Армия, и маятник опять качнулся.
Но правомерно ли называть все, что было за пятьдесят лет, оккупационным
режимом? Честно ли это было бы по отношению к прибалтийским народам? Означало
ли это, что история всех пятидесяти лет должна писаться только черной краской?
И где была та мера весов, на которых можно было взвесить страдания людей и
достоинство нации?
Он всегда искренне сожалел о распаде Советского Союза, той
огромной Атлантиды, которую он любил и в которой прошла большая часть его
сознательной жизни. Но с годами обретенная мудрость начала давить на его
сознание. Можно ли было и дальше жить так, как они жили? И нужны ли были
перемены? А если нужны, то какие? Молодые люди, с которыми он встречался в
«Экспрессе», были настроены по-революционному. Многие восторгались, что их дети
уже не говорят по-русски и даже не знают этого языка. Но находились и другие,
более мудрые и более прозорливые. Они полагали, что на отрицании прошлого
нельзя строить будущее, что мир вовсе не столь одномерен, каким он кажется
крайним радикалам. Но что есть истина? Он полагал, что право на истину должно
быть у каждого человека, что право на свою истину должно быть выстрадано
народом и никто не имеет права лишать людей выбора.
Дронго так и сидел на кровати, когда в четыре утра зазвонил
телефон. Он даже не вздрогнул, только посмотрел на телефонный аппарат. В четыре
часа утра не звонят просто так. Значит, его нашли даже здесь. Он смотрел на
телефонный аппарат и не знал, что ему делать. Ведь он не сказал никому, кроме
Вейдеманиса, где будет ночевать. Никому, кроме Эдгара. А тактичный Вейдеманис
никогда в жизни не позвонил бы в четыре утра. Но телефон продолжал упрямо с
звонить, и тогда он поднял трубку…
Москва. 28–29 июня
Он успел забраться в ящик буквально за несколько минут до их
появления. Меликов видел сверху, как бесновались две собаки, как кричали люди,
осматривавшие каждый уголок помещения, каждую комнату. Он слышал, как над ним
летал вертолет, видел, как неистовствовал молодой охранник, которого он
принудил бежать с ним и у которого теперь была перевязана рука. Очевидно,
получив от Меликова пулю, этот парень автоматически стал героем, как не
побоявшийся ничего, чтобы остановить преступника.
Почему-то люди ничтожные всегда бывают более страшными
палачами и мстителями. Может, потому, что они мстят в том числе и за свои
унижения? Никому и в голову не могло придти, что беглец находится на высоте
почти семи метров. Собаки привели их сюда, и люди искали по всей территории,
выстукивая все полые предметы, проверяя землю вокруг домов, все кучи мусора и
металлолома, — все, где он мог бы спрятаться. Меликов наблюдал сверху и
удивлялся их ретивости. Наконец они ушли. Наступила ночь. Ему отчасти повезло:
ночь была лунной, светлой. Впрочем, в Москве летние ночи всегда короткие и
светлые, это он еще помнил.
Он сидел в своем ящике и ждал рассвета, напряженно
обдумывая, как он сможет отсюда выбраться. Где-то далеко слышались крики людей,
очевидно, на его поиски были брошены все силы. И никто не понимал, куда мог
деться беглец, инвалид с перебитыми ногами. Сотрудники милиции, перекрывшие
весь район, получили строжайшее указание хватать всех инвалидов без разбора. Но
все было тщетно. Беглец как сквозь землю провалился.
А потом он, обессиливший от напряженного ожидания и
сумасшедшего дня, незаметно уснул. Проснувшись утром, он нс сразу понял, где
находится. Контейнер слегка раскачивался. Меликов посмотрел вниз: там никого не
было. Он подтянул тело и освободился наконец от вчерашнего молока, давившего на
его мочевой пузырь. Все было тихо. Пора было придумать способ, как выбраться из
этой ловушки. И он его придумал. Нужно зацепить костыль за трос и съехать на
одной руке вниз… Но в тот момент, когда он отдыхал перед решающим выходом,
набираясь сил, внизу затормозила машина.
Меликов посмотрел вниз и не поверил глазам: там стоял
Баширов. Он был не один. С ним был Изотов — тот самый брат-близнец, который
вчера стрелял в их машину. Полковник, очевидно, приехал сюда, чтобы своими
глазами увидеть место, где они потеряли следы беглеца. Изотов что-то объяснял,
когда Баширов поднял голову. Он увидел висевший контейнер на высоте шести с
половиной метров. Перевел взгляд на дом — и опытным взглядом отметил следы
ударов и обвалившейся штукатурки.
— Мы искали его даже в выгребных ямах, — продолжал
докладывать Николай Изотов, когда Баширов его перебил:
— Он не полезет в такую яму, знает, что мы там будем
искать. Нужно было проверить все верхние помещения.
— Мы все проверили, я лично все осмотрел, но никаких
следов.
Подойдя к дому ближе, полковник увидел куски штукатурки,
обвалившейся от ударов. Он повернул голову и снова посмотрел на контейнер.
Затем усмехнулся.
— Он там, — кивнул Баширов.
Изотов посмотрел наверх и пожал плечами. Наверное, полковник
шутит. После того, как его брат был убит вчера утром, Изотов уже нс чувствовал
себя нормальным человеком. Словно из этого мира убрали его лучшую половину. Он
ощущал себя потерянным и одиноким. Труп брата отвезли в морг ФСБ, а он всю ночь
потратил на поиски беглеца. Но не добившись успеха, привез Баширова на место,
где собаки потеряли след. И теперь полковник так странно шутит. Наверное, у
него хорошее настроение.
— Если даже он научился летать, я его все равно
достану! — пообещал сквозь зубы Изотов.
— Он не летает, — сказал Баширов, на всякий случай
отходя от контейнера, — он вчера влез туда и сейчас сидит в этом ящике.
— Не может быть, — прошептал изумленный
Николай. — Он не мог туда залезть. Он даже до туалета не мог дойти.
— До туалета не мог, — согласился полковник, глядя
наверх. — А туда влез.
— Я его сейчас оттуда сниму, — сказал Изотов,
доставая оружие.
— Нет, — возразил полковник, — он нам нужен
только живым. Но когда мы примем решение о его ликвидации, обещаю тебе: именно
ты будешь помогать нам в этом.
— Обязательно помогу, — выдохнул Изотов.
— Достань пистолет и отойди за дом. Он может стрелять.
И будь осторожен. Он нам нужен живым.
Изотов вытащил пистолет и прошел дальше, огибая здание.
Баширов двинулся за ним и остановился на углу.
— Бросай пистолет, Мирза! — почти весело крикнул
он. — Ты проиграл.
Ответом ему было молчание.
— Ты меня слышишь? — снова крикнул полковник.
