— Темелис погиб как раз во время обеда, вернее, сразу
после него. Вы сделали себе укол до этого?
— Нет, не успел. Мы ведь обедали во вторую смену. Мы
договорились с Мехмедом, что он сделает мне укол, как только мы пообедаем. И
вдруг такая трагедия. Я очень нервничал, Темелис был хорошим человеком.
— Вы были с Зораном в первом купе, рядом с тамбуром,
где произошло убийство. Вы ничего не слышали?
— Нет, ничего. Мы вернулись все трое в свое купе —
Зоран, я и Селимович.
— Вы не выходили из вагона?
— Нет, конечно. Селимович сделал мне укол. Он молодец,
такой внимательный. А Зоран, кажется, взял свою записную книжку и пошел к вам.
Вот, собственно, и все. Вернее, он ушел к вам еще до убийства. А потом поезд
остановился и мы узнали страшную новость.
— У вас одноразовые шприцы? — уточнил Дронго.
— Да, конечно. Слава Богу, с этим сейчас проблем нет.
— Спасибо, — кивнул Дронго, протягивая ему
руку, — вы мне очень помогли. Идемте быстрее, там нас уже ждут.
Пресс-конференция прошла довольно вяло, было человек
двадцать журналистов, которые почти не задавали вопросов. В заднем ряду сидел
Вейдеманис. Дронго пытался понять, кто из журналистов представлял ведомство
Потапова. За большим столом вместе с тремя представителями Балкан сидели Павел
Борисов, Яцек Пацоха, Мураев, Харламов и две женщины — Виржиния Захарьева и
Драгана Павич. Когда пресс-конференция закончилась и журналисты потянулись к
выходу, Пацоха попросил участников «Экспресса» остаться, сказав, что у Дронго
есть короткое сообщение.
Журналисты вышли, и в небольшом зале не осталось никого из
чужих, если не считать Эдгара, сидевшего в последнем ряду, и высокой
рыжеволосой девицы, возившейся со своим фотоаппаратом в первом ряду.
— Я буду говорить по-русски, — сказал Дронго,
выходя к участникам пресс-конференции, — ведь все вы знаете русский язык.
Некоторые из вас знают и греческий. И уж конечно, английский.
На него смотрели девять пар глаз. Он подумал, что все еще не
уверен в своих предположениях.
— В тот день, когда погиб Темелис, убийца был не
один, — сказал Дронго, — мы с Яцеком Пацохой уже тогда думали, что у
Бискарги должен быть помощник. Этот человек позвал Темелиса в тамбур, где его
уже ждал убийца. Но вычислить человека, оказавшегося в тот самый момент у
тамбура, было практически невозможно. Любой посторонний мог пройти через вагон.
Любой. Но нам был интересен только один.
Он снова посмотрел на сидевших за столом. Трое подозреваемых
сидели ближе к выходу — Анджевски, Селимович и Джепаровски.
— Я попросил тогда принести ваши записные
книжки, — продолжал Дронго. — Как вы помните, некоторые даже
возмутились, особенно наш уважаемый болгарский друг Павел Борисов…
— И правильно сделал, — хрипло сказал Борисов.
— Возможно, — не стал спорить Дронго. — Но
некоторые согласились дать их мне. И я хорошо помню, что первым появился в
вагоне-ресторане Зоран Анджевски. А за ним все остальные. Постепенно картина
происходящего стала проясняться. Оказалось, что Зоран, который обещал принести
свою книжку, прошел дальше по вагону и вышел из него вместе с другими
македонцами.
— Да, — сказал Зоран, — кажется, так и было.
Ну и что?
— Это хорошо, что вы подтверждаете мои слова, —
кивнул Дронго, — а наш друг Мехмед Селимович в этот момент делал укол Ивану
Джепаровскому.
— Вы считаете, что мне нужно было бежать к вам со своей
записной книжкой вместо того, чтобы помочь больному? — гневно спросил
Селимович.
— Конечно, нет. Вы поступили очень благородно, помогая
товарищу. Но есть только один момент, который мне не совсем ясен. Дело в том,
что вы делали Ивану Джепаровскому укол одноразовым шприцом, который обычно
выбрасывают. До того как пойти на обед, вы сначала были в купе с испанцами, а
затем — в купе Джепаровского. Так вот, когда поезд остановился, я проверил
тамбур и никакого шприца с иглой в ящике для мусора не обнаружил. А вы ведь
должны были выбросить его туда, если сделали укол до того, как произошло
убийство.
— Нет, — вставил Иван Джепаровски, — это было
после того, как остановился поезд. Я услышал крики, начал нервничать и попросил
Селимовича мне помочь.
— Он вам и помог, — сказал Дронго, глядя на
мрачного Мехмеда Селимовича, — а потом вышел с использованным шприцем в
туалет. И нашел там щетку со сломанной ручкой. Он выбросил шприц и забрал эту
щетку, чтобы скрыть главную улику, которую я намеренно оставил под
умывальником, чтобы ее нашли сотрудники немецкой полиции.
— А ты не думаешь, что убийца сам вспомнил про эту
щетку и, вернувшись, забрал ее? — спросил Борисов.
— Бискарги не успел бы вернуться, — возразил
Дронго, — он в этот момент стоял возле тела убитого, я его там видел. И
если даже он каким-то образом успел добежать до вагона, забрать и выбросить
щетку, то остается предположить, что он был идиотом, который оставил на месте
преступления главную улику со своими отпечатками пальцев. Но я уверен, что его
отпечатков там не было. И именно поэтому я утверждаю, что щетку, с помощью
который была сломана дверь, забрал другой человек. А именно — Мехмед Селимович.
Все посмотрели на Селимовича. Тот сидел мрачный. Правая рука
его вздрагивала. Он молча слушал Дронго, никак его не опровергая.
— Вернувшись в вагон, я нашел в мусорном ведре под
умывальником одноразовый шприц, но не нашел щетки.
— Ну и что? — закричал Селимович, вскакивая и явно
теряя терпение. — Это ничего не значит. Решили, что вам все позволено?
Думаете, что можете надо мной издеваться?
— Нет, не могу, — ответил Дронго, — но Зоран
первым принес мне свои записи. А вашему другу Джепаровскому в этот момент было
плохо, и он после сделанного укола лежал в купе. Получается, что только вы
могли выйти из купе, выбросить шприц и убрать щетку.
Селимович явно нервничал. Он стал пунцовым, глаза налились
кровью. Теперь он смотрел только на Дронго.
— И еще один факт, — напомнил Дронго. —
Именно вы стояли рядом с Бискарги и Шпрингером в Мадриде в тот самый момент,
когда я разговаривал с Густафсоном. Может, вы тоже слышали, как он пытался со
мной поссориться?
— И правильно делал! — неожиданно закричал
Селимович. — Вас всех нужно давить. Всех аналитиков, шифровальщиков,
агентов, всех этих подлецов, которые вместе с политиками начинают войны. Я вас
всех ненавижу, ненавижу!
Некоторые начали подниматься с мест, другие смотрели на
Селимовича с изумлением. А Дронго спокойно продолжал.
— Я думаю, что именно вы украли у Альберто Порлана его
записи, чтобы они мне не достались. Не знаю, что там было и зачем вы это
сделали. Но вы их украли. Единственный раз вы сидели в купе испанцев именно во
время переезда в Дортмунд. И именно тогда неизвестный, сумев каким-то образом
узнать код замка «дипломата» испанского писателя, выкрал его записи. Я думаю,
что никаких секретов там не было. Если мы расспросим Альберто и его жену, то
они наверняка вспомнят, как в вашем присутствии открывали «дипломат». И именно
в Дортмунде у них пропали деньги и дневник. Я не думаю, что вам были нужны
деньги. Но вы взяли их намеренно, чтобы никто не понял почему исчез дневник.
