— Я вас ненавижу!
Селимович стоял пунцовый и весь трясся, словно собирался
броситься на Дронго. Вейдеманис на всякий случай поднялся со своего места.
Рыжеволосая журналистка отложила свой фотоаппарат и с интересом следила за
происходящим.
— Не знаю, зачем вы это делали, — продолжал
Дронго, — но думаю, что ваше маниакальное стремление помешать мне было
основано и на личной неприязни, которую вы непонятно почему ко мне испытываете.
— Ах, я вас должен еще и любить?! — закричал
Селимович. — Сначала эти проклятые диверсанты убили мою сестру, потом
отняли у меня брата. Из-за них я лишился семьи. Это все вы — профессионалы
спецслужб, будьте вы все прокляты. Это из-за вас начинаются все войны на земле.
Думаете, я не помню, как вы убивали в Сараево наших людей?
Думаете, что я ничего не знаю?
— Вы ошиблись, — сказал Дронго, глядя ему в
глаза, — я за последние десять лет ни разу не был в Сараево. Говорю вам
абсолютно искренне, вы меня с кем-то перепутали.
— Ничего я не путаю!
Селимович вдруг в два прыжка оказался рядом с Дронго. В его
глазах горела ненависть, изо рта шла слюна. Он хотел схватить стоявшего перед
ним человека за горло, но Дронго одной рукой отбросил его.
— Успокойтесь, — печально посоветовал
Дронго. — Говорю же вам, это был не я.
— Неправда! — бесновался Селимович. — Все
боснийцы знали, что убийцей наших детей был Дронго. Он сражался на стороне
сербов. Я тебя ненавижу! Ты думаешь, мы ничего не знаем?
Он снова попытался броситься на Дронго, но его схватили за
руки Анджевски и Джепаровски. Вейдеманис встал рядом с Дронго, чтобы в случае
необходимости защитить его. А Мехмед Селимович продолжал изрыгать проклятия.
— Это ты убивал наших детей! Ты убийца и посланник царя
Вавилонского! Ты представляешь Валтасара, — он вдруг захохотал, и женщины,
стоявшие рядом с ним, Виржиния и Драгана, с ужасом отшатнулись. — Ты
думаешь, ваше царство вечно? Мене, мене, текел, упарсин, — кричал он,
брызгая слюной. — И падет царство Вавилонское, и будут все обращены в
рабство, а город станет добычей рабов и чужих племен!
— Ему плохо, — сказал Вейдеманис, подходя
ближе. — Ты разве не видишь, как ему плохо? Он больной человек.
Рыжеволосая, успев убрать фотоаппарат, достала рацию. Она
взглянула на Дронго и кому-то быстро приказала:
— Вызывайте врачей, здесь плохо одному из гостей. Нужна
срочная госпитализация.
— Я есть пророк Даниил! — кричал Селимович с
безумным выражением лица. — И это я спрятал дневник. Это я забрал щетку. Я
мешал тебе везде, где мог. И я следил за тобой, исчадье ада. Ты ничего не
сможешь найти, ибо я сильнее тебя. В день, который обязательно будет, когда
произойдет встреча с Валтасаром, я произнесу пророческие слова, и падет царство
зла!
Он снова попытался броситься на Дронго, но его держали уже
несколько человек. Селимович продолжал вырываться, кричал, плакал, смеялся. Его
никак не могли успокоить, пока, наконец, появившиеся врачи не сделали ему укол.
Он обмяк, но продолжал что-то бормотать.
— Нужна срочная госпитализация, — сказал один из
врачей.
— Не обращайте внимание на его слова, — подошел к
Дронго Зоран Анджевски. — Во время войны в Сараево погибла его семья. С
тех пор он немного не в себе. Он даже купил пистолет, чтобы убивать сербов. А
потом явился к американцем и сообщил, что он военный преступник. Они не
понимают таких шуток, и его, кажется, включили в какой-то список военных
преступников и даже посадили в тюрьму, но потом быстро разобрались и отпустили.
Мы все давно знаем, что он немного не в себе. Не нужно на него обижаться.
— Я не обижаюсь, — вздохнул Дронго, — я
примерно так и подумал. Только я действительно не был в Сараево уже много лет.
— Мы знаем, — сказал Джепаровски, — мы все
знаем. Это последствия войны, будь она проклята. Это последствия гражданской
войны. Зоран македонец, а я серб, и мы всегда старались избегать этой темы в
общении с Селимовичем. Мы думали, что поездка пойдет ему на пользу, но вот он
опять сорвался.
— У него была безумная идея найти людей, виновных в
этой войне, — добавил Зоран, — и кто-то ему сказал, что в Сараево во
время войны был Дронго. Там было какое-то другое имя. Драган или Дранко, но он
почему-то запомнил именно ваше.
Селимовича уже уводили санитары, и он смотрел себе под ноги,
не замечая окружающих. Он продолжал бормотать про Вавилонское царство, про
войну, которую он обязан выиграть. Дронго проводил его мрачным взглядом. Ему
было стыдно, что он невольно спровоцировал у больного приступ.
— Это и есть ваш второй убийца? — несколько
презрительно спросила рыжеволосая девица.
Она оказалась сотрудником ФСБ. Ее коллеги находились за
занавесом. Их было пятеро, и они появились, когда Селимович стал кричать и
бросаться на Дронго.
— Он не убийца, — искренне сказал Дронго, —
он несчастный человек. Жертва войны.
— Ну, знаете, — гневно произнесла она, — вы
просто несерьезный человек, если не можете отличить больного от здорового.
— Да, — сказал Дронго, — действительно, не
могу. Наверное, вы правы, мне не стоило ничего говорить. Извините меня.
— Что происходит? — спросил ничего не понимающий
Вейдеманис. — Почему ты извиняешься? Ты ошибся?
— Думаю, что нет. Он действительно убрал эту щетку и
выкрал дневник Альберто Порлана.
— Так в чем же дело? Значит, ты нашел того, кто помогал
Бискарги?
— Нет, — ответил Дронго, — не нашел.
— Значит, ты ошибся? — снова повторил Эдгар.
— И не ошибся, — задумчиво сказал Дронго. —
Когда мы отсюда выйдем, я тебе все объясню.
К нему подошел Павел Борисов.
— Твои эксперименты нужно запретить, — убежденно
сказал он. — Сначала после твоих слов убивают Темелиса, а теперь сходит с
ума Селимович. Ты опасный человек, у тебя злая энергетика.
— Ты разве не видишь, что он оказался прав? —
вмешался Пацоха. — Селимович действительно украл дневник и забрал щетку. Я
ее тоже видел. Он думал, что таким образом помешает Дронго проводить
расследование.
— Какое расследование? — огрызнулся
Борисов, — все уже закончено.
Пока они говорили, Дронго, взяв стул, тяжело опустился на
него, никак не комментируя происходящее. Он словно замер, размышляя над
случившимся.
— Селимович тяжело болен, — сказал стоявший рядом
с ним Джепаровски, — и мы полагали, что вы об этом знаете. Во всяком
случае, Вольфарт был информирован о его болезни, но европейская толерантность
такова, что нельзя исключать из списка человека только потому, что он страдает
маниакальным психозом и винит весь мир в гибели своей семьи. В обычное время он
спокоен, но иногда у него появляются какие-то странные идеи. Ему кажется, что
он пророк Даниил, который должен растолковать российскому президенту смысл
вавилонского проклятия. Его лечили полгода в Загребе, но это не помогло. А
человек он хороший, старается всем помочь, в жизни мухи не обидит. Просто ему
казалось, что именно Дронго виновен в его несчастьях.
