При этом Фритч исполнил небольшой полупоклон в сторону
присяжных, тем самым как бы желая продемонстрировать, что делаемый им шаг
продиктован исключительно заботой о них и вниманием к ним. Судья Иган обратил
взгляд на Мейсона: — Думаю, что в данной ситуации мне лучше руководствоваться
мнением защитника.
— Никаких возражений, — ответил адвокат. — Защита не менее
обвинения заинтересована в прояснении фактов.
— Тем лучше, — заключил судья Иган. — Пусть мистер Арчер
вернется на свидетельское место. Вы, миссис Лавина, как свидетельница, согласно
установленным правилам не должны слышать его показаний, поэтому я прошу вас
удалиться в комнату для свидетелей. Судебный пристав вызовет вас, когда будет
нужно.
Марта Лавина встала и с улыбкой произнесла:
— Хорошо, ваша честь, — после чего покинула зал суда,
сопровождаемая хищными мужскими взглядами.
Несколько мгновений спустя в дверях появился бурлящий еле
сдерживаемым негодованием Родни Арчер.
Модный, явно не из дешевых костюм плотно, не образуя ни
единой складки, облегал его статную фигуру. Однако, когда он опустился в
свидетельское кресло, задравшиеся о подлокотники полы пиджака
продемонстрировали собравшимся толстую подбивку, недвусмысленно дававшую
понять, в сколь значительной степени брюшковатый обладатель этих одежд был
обязан своей элегантностью маленьким хитростям портняжного искусства.
Видимо, заметив это, Арчер попробовал прижать локти к бокам,
держа руки вровень с подлокотниками, но обнаружил, что так сидеть слишком
тесно, и вытащил их обратно. Помедлив в нерешительной позе, он поерзал и,
наконец, отыскав компромиссный вариант, сел немного боком, осторожно водрузив
один локоть на подлокотник, а другой опустив вниз и прижав к себе.
Гарри Фритч начал допрос:
— Мистер Арчер, я хотел бы попросить вас вспомнить
обстоятельства нападения.
— Да, сэр.
— Вы можете точно описать присяжным свои действия в тот
момент, когда преступник распахнул дверцу машины и приставил вам к лицу
пистолет?
— Да, сэр.
— Пожалуйста, расскажите суду и присяжным, что вы делали.
— Я закуривал, — ответил Арчер. — Я нажал электрический
прикуриватель на приборном щитке, и, когда он, разогревшись, выпрыгнул, поднес
его к сигарете. Именно в этот момент подсудимый распахнул дверцу и приказал мне
не двигаться. Я поднял обе руки вверх, и раскаленный прикуриватель выскочил у
меня из пальцев.
— Что с ним произошло потом?
— Не знаю. Наверно, он упал на сиденье и тогда-то и прожег
ту круглую дыру в обшивке, которая видна на фотографии.
— Говоря о фотографии, свидетель обращается к вещественному
доказательству номер пять, — сообщил Фритч, доставая из стопки и подавая Арчеру
фотографию размером восемнадцать на двадцать четыре.
— Совершенно верно, сэр.
— Вам удалось позднее найти этот прикуриватель и вернуть его
на место в приборный щиток?
— Да, сэр. Я обнаружил его на полу в салоне машины как раз
перед прибытием полиции. Я поднял его и вставил обратно в щиток.
— Благодарю вас, — сказал Фритч, после чего обратился к
судье Игану: — Я хотел уточнить этот момент, чтобы впоследствии исключить
какие-либо недоразумения.
— Отложите свои комментарии на потом! Обсуждение
свидетельских показаний еще не началось, — сказал судья Иган, явно раздраженный
неуместной бойкостью помощника прокурора, открыто стремившегося вытащить Марту
Лавину из того нелегкого положения, в которое Мейсону удалось ее загнать на
перекрестном допросе в пятницу вечером.
Арчер поднялся, чтобы покинуть зал.
— Одну минуту, — произнес Мейсон. — У меня есть несколько
вопросов к свидетелю.
— Пожалуйста, — со слащавой любезностью пропел Фритч.
Мейсон не удержался от сарказма:
— Я очень признателен, что вы разрешаете мне подвергнуть
свидетеля перекрестному допросу.
Фритч густо покраснел.
Судья Иган ударил по столу председательским молотком:
— Я настоятельно советую защите воздержаться от выпадов
личного характера, — произнес он, понимая, однако, что стычка с адвокатом была
спровоцирована Фритчем умышленно.
Мейсон обернулся к Арчеру:
— Вы обсуждали с кем-нибудь только что изложенный вами факт
в период уик-энда?
Быстрота, с которой последовал ответ Арчера,
свидетельствовала, что вопрос был им предвиден и ответ на него заранее
отрепетирован.
— В субботу мистер Фритч попросил меня подробно рассказать
ему о том, что произошло во время нападения, и я это сделал.
— Как случилось, что когда вы давали свидетельские показания
в пятницу вечером, то не упомянули эпизод с прикуривателем?
— Но меня о нем никто не спрашивал!
— Возможно, мне удастся освежить вашу память, мистер Арчер,
— сказал Мейсон. — Разве не соответствует действительности тот факт, что на
последнем заседании мистер Фритч попросил вас описать, что произошло, когда вы
остановили машину у перекрестка?
— Да, сэр.
— Почему же вы тогда не сообщили нам…
— Ваша честь, я протестую! — вскочив со своего места,
вмешался Фритч. — Я протестую против попыток защиты с помощью подобных вопросов
бросить тень на показания свидетеля. Если мистер Мейсон хочет взять под
сомнение что-либо из сказанного мистером Арчером в пятницу, то пусть обратится
к тексту протокола и, исходя из него, изложит свои претензии, после чего
предоставит свидетелю возможность дать объяснения.
Фритч замолчал, с учтивым видом ожидая решения судьи.
По губам Мейсона скользнула чуть заметная улыбка. Он
произнес:
— Прошу собравшихся обратить внимание на то, что я предвидел
такую ситуацию. У меня в кармане лежит выдержка из сделанной судебным
секретарем стенограммы последнего заседания, в которой излагается в точности
то, о чем я сейчас говорил.
— Ваша честь, я протестую! Заявление защитника о том, что он
предвидел мое возражение, не имеет под собой никакой почвы, — снова вмешался
Фритч.
— Протест принят, — сказал судья Иган. — Обсуждение дела еще
не начато, поэтому защите следует воздержаться от каких бы то ни было
комментариев. Зачитайте стенограмму, мистер Мейсон.
Вынув из кармана отпечатанный на машинке листок бумаги,
Мейсон произнес:
— Мистер Арчер, в пятницу, на утреннем заседании суда, вас
попросили описать события, происшедшие вслед за тем, как вы подъехали к
перекрестку, и вы сообщили:
