— Нет, ваша честь.
— У вас ее не было, когда обвинение прекратило вызов своих
свидетелей?
— Нет, ваша честь.
— В таком случае, мистер Мейсон, я разрешаю вам обратиться к
суду с повторной просьбой и еще раз вызвать свидетельницу Марту Лавину для
перекрестного допроса.
— Я протестую! — выкрикнул Фритч. — Это противоречит
процедурным правилам!
— Насколько я помню закон, в таких случаях суду
предоставляется полное право действовать на свое усмотрение, — ответил судья
Иган. — Если после того, как мистер Мейсон задаст свои вопросы, вы захотите
уточнить показания своей свидетельницы, вам тоже будет предоставлена такая возможность.
А сейчас, мистер Мейсон, вы можете допрашивать миссис Лавину не как свидетеля
защиты, а как свидетеля противной стороны на перекрестном допросе. Приступайте.
Мейсон обернулся к Марте Лавине:
— Надпись на этом листке бумаги сделана почерком мистера
Арчера. Мистер Арчер передал вам его в субботу утром в офисе мистера Фритча.
Правильно?
— Да, — произнесла она после небольшой паузы.
— Вы прочли то, что здесь написано?
— Да.
— Теперь я хочу перейти к тексту записки…
— Ваша честь, я протестую! — перебил Фритч. — Записка не
фигурирует в деле в качестве улики, и я протестую против прочтения ее перед
присяжными.
На мгновение судья Иган заколебался.
— Пожалуй, прежде чем принять решение, я сам ознакомлюсь с
ее содержанием, — произнес он.
Мейсон протянул ему листок. Судья Иган взял его, и по мере
того как он читал, лицо его становилось все более мрачным.
— Думаю, прежде чем записка сможет фигурировать в деле как
полноправная улика, потребуется, конечно, провести дополнительную экспертизу,
однако я считаю, что уже сейчас она должна стать базой для ведения дальнейшего
перекрестного допроса свидетельницы, — сказал он. — Протест отклоняется.
Продолжайте, мистер Мейсон.
— Миссис Лавина, вы неоднократно заявляли суду, что не
общались с мистером Арчером на протяжении уик-энда, — обернувшись к
свидетельнице, произнес адвокат.
— Я заявляла, что не разговаривала с ним.
— Но тем не менее общались?
— Ну… смотря что под этим подразумевать… Да, он передал мне
эту записку.
— Теперь вернемся к вечеру нападения. Что вы заказывали в
ресторане?
— Я была там с мистером Арчером. Мы ели французские жареные
креветки и пили какое-то красное чилийское вино.
— Опишите, какой дорогой вы добрались до места, где на вас
было совершено нападение?
— Миновав Харвей-бульвар, мы свернули на Мюррей-роуд, после
чего выехали на Крестуэлл, где все и произошло.
— Миссис Лавина, в субботу утром вы получили от мистера
Арчера записку, в которой, в частности, было сказано: «Мы ужинали в „Золотом
льве“, где заказали французские жареные креветки и бутылку красного чилийского
вина, марку которого вы точно не помните. Покинув ресторан, мы выехали на
Харвей-бульвар, после чего через Мюррей-роуд добрались до Крестуэлл, где на нас
и напал грабитель. Это произошло как раз в тот момент, когда я собирался
прикурить сигарету, и от неожиданности я выронил прикуриватель, который упал на
обивку сиденья…» Далее здесь подробно описывается сцена нападения. В связи с
этим я хочу задать вам, миссис Лавина, вопрос: содержание записки легло в
основу данных вами сегодня утром свидетельских показаний, не так ли?
Марта Лавина умоляюще посмотрела на Фритча.
— Ваша честь, вопрос сформулирован некорректно, — заявил
помощник прокурора. — Из того, что мистер Арчер записал что-то на листке
бумаги, который передал свидетельнице, вовсе не следует, что ее показания не
базируются на собственных воспоминаниях.
— Протест отклоняется, — сказал Иган.
— Хотя я прочла эту записку, во время дачи показаний я
опиралась исключительно на свою собственную память, — произнесла Марта Лавина.
— Теперь, когда обвинение буквально вложило вам в рот
спасительную фразу, вы ее очень бойко продекламировали, — заметил Мейсон.
— Ваша честь, я протестую! — закричал Фритч. — Я расцениваю
последние слова защиты как оскорбление!
— Протест отклоняется, — сухо сказал судья Иган. — Мистер
Мейсон, продолжайте допрос.
— Миссис Лавина, однако в пятницу вы не могли вспомнить
того, что сообщили нам сегодня, не так ли? — спросил адвокат.
— Да.
— Вы вспомнили эти детали только сегодня утром?
— Да.
— Не потому ли, что вашу память освежила переданная мистером
Арчером записка?
— Нет. Просто за уик-энд у меня было достаточно времени,
чтобы все обдумать. В пятницу ваши вопросы застали меня слегка врасплох. Что
касается записки, то в ее содержании для меня не было ничего нового.
— Значит, вы помнили чилийское вино?
— Да, очень отчетливо.
— Какой марки оно было?
— Этого я вспомнить не могу.
— Вы пили кофе?
— Да.
— Мистер Арчер тоже пил кофе?
— Я… не помню.
— При каких обстоятельствах мистер Арчер передал вам
записку?
— В субботу мистер Фритч попросил нас обоих прийти к нему в
офис. Он опрашивал нас по очереди, объяснив, что не хочет, чтобы мы обсуждали
друг с другом свои показания. Он сказал, что ему нужно прояснить кое-какие
детали.
— И что же произошло?
— Мистер Арчер вошел в кабинет мистера Фритча первым. Он
пробыл там около пятнадцати минут, после чего вышел, попрощался со мной и
отправился домой.
— Он обронил записку вам на колени?
— Нет… не совсем так.
— Как же она оказалась у вас?
— Остановившись, чтобы пожать мне руку, мистер Арчер вложил
в мою ладонь сложенный листок бумаги.
— Вы взяли его?
— Да.
— И прочли то, что на нем было написано?
— Да.
— Вы это сделали прежде, чем вошли в кабинет мистера Фритча?
— Нет, это было невозможно. Мистер Фритч стоял в тот момент
прямо на пороге своего кабинета. Я прочла записку позже.
— Когда?
— Вскоре после того, как вошла. Я разложила листок на
коленях под столом. Мне было интересно, что на нем написано.
