— В это время мистер Фритч задавал вам вопросы?
— Да.
— Вы рассказали ему об ужине в «Золотом льве»?
— Да.
— Вы упомянули чилийское вино?
— Да.
— И сказали, что не можете вспомнить его марку?
— Да.
— Вы сказали, что вино было красным?
— Да.
— И вы не помнили всего этого в пятницу, когда давали
показания перед присяжными, но вспомнили в субботу, когда оказались в офисе
мистера Фритча?
— Да.
— До того, как получили записку, или после?
— Записка, конечно, тоже помогла.
— В какой степени?
— В некоторой.
— Она воскресила в вашей памяти события того вечера?
— Да.
— О которых, на самом деле, вы до ее прочтения ничего не
помнили, не так ли?
— Нет, кое-что я, безусловно, помнила.
— Например то, что в «Золотом льве» мистер Арчер заказал
красное чилийское вино?
— Да, я вспомнила об этом в пятницу, поздно вечером.
— Спасибо. У меня нет к вам больше вопросов, миссис Лавина,
— произнес Мейсон. — Теперь, если суд позволит, я хотел бы еще раз допросить
свидетеля Родни Арчера.
— У вас есть вопросы к миссис Лавине? — обратился к Фритчу
судья Иган.
— Нет, ваша честь.
— Очень хорошо. Пристав, пригласите мистера Арчера для
повторного перекрестного допроса.
Когда Марта Лавина покинула свидетельское место, в зале
воцарилась напряженная тишина. Спустя пару минут Родни Арчер предстал перед
Мейсоном.
— Мистер Арчер, — обратился адвокат, — общались ли вы с
Мартой Лавиной с того момента, как в пятницу вечером закончилось очередное
судебное заседание?
— Сегодня я сказал ей «доброе утро».
— Я имею в виду темы, имеющие непосредственное отношение к
делу, — уточнил Мейсон.
— Конечно нет.
— Одну минуту, ваша честь! — вмешался Фритч. — Я думаю, что
из справедливости к свидетелю обвинение должно поставить его в известность
относительно…
— Сядьте! — перебил судья Иган. — Дело приняло крайне
серьезный оборот, и в данный момент суд как никогда заинтересован в том, чтобы
допрос свидетеля велся по всем правилам, без подсказок и наводящих вопросов. В
связи с этим я предлагаю сторонам хранить молчание и предоставить мне
возможность самому задать несколько вопросов свидетелю. Мистер Арчер, общались
ли вы с Мартой Лавиной с того момента, как в пятницу вечером закончилось очередное
судебное заседание, на темы, имеющие непосредственное отношение к слушаемому
делу?
— Нет, ваша честь. Я отдавал себе отчет в том, что должен
строго соблюдать предписываемые свидетелям правила.
— Вы не затрагивали тему дачи показаний?
— Нет, ваша честь.
— Вы не затрагивали тему событий той ночи, когда на вас было
совершено нападение?
— Простите, ваша честь, но я не совсем понимаю, чем вызваны
эти вопросы?
— Общались ли вы каким бы то ни было образом по поводу каких
бы то ни было событий, имевших место в тот день, когда на вас было совершено
нападение? — чуть повысив голос, повторил судья Иган.
— Ну… в общем… да.
— Так, значит, вы все-таки общались?
— Это было по поводу каких-то довольно незначительных
подробностей.
— Вы упоминали их в разговоре с Мартой Лавиной?
— Нет… не совсем так.
— В процессе общения вы упоминали, какие блюда заказали в
«Золотом льве» в тот вечер?
— С позволения суда, я хотел бы… — начал Фритч.
— Я прошу обвинение не вмешиваться, — прервал его судья
Иган.
— Однако вы же не можете лишить меня права заявить протест
против заданного вами вопроса? — возразил помощник прокурора.
— Чем же он вам не понравился?
— Я полагаю, что свидетелю не было достаточно четко дано
понять, распространялся ли вопрос суда также и на письменное общение.
Судья Иган тяжело откинулся на спинку кресла.
— Это-то суд и хотел выяснить у свидетеля, мистер Фритч, —
произнес он полным негодования голосом. — Вы, конечно, имели полное право
заявить протест, однако то, как вы его сформулировали, довольно ясно
демонстрирует, какие… какие цели вы при этом преследовали. Мистер Мейсон, вы
можете продолжить перекрестный допрос.
— Мистер Арчер, вы в состоянии ответить на последний вопрос
суда?
— Видите ли, в субботу я имел встречу с мистером Фритчем в
его офисе, во время которой он задал мне несколько вопросов, которые сами по
себе не имели непосредственного отношения к нападению, а были заданы с целью
проверить точность моих воспоминаний о том дне. Поскольку информация, которой интересовался
мистер Фритч, никак не была связана с преступлением, я решил, что не случится
ничего противозаконного, если я изложу ее в записке и передам миссис Лавине,
что я и сделал.
— Сообщив миссис Лавине даже тип вина, который был вами
заказан к ужину в «Золотом льве»?
— Да.
— Это та записка? — спросил Мейсон, показывая свидетелю
листок желтой бумаги.
— Да, это она, — ответил Арчер.
— Она написана вами?
— Да.
— Вы передали ее миссис Лавине для того, чтобы,
ознакомившись с показаниями, данными вами мистеру Фритчу, она могла отвечать на
его вопросы, не противореча тому, что было сказано вами?
— О, вовсе нет, мистер Мейсон! — воскликнул Арчер. — Я
просто подумал, что, возможно, получив вызов к помощнику окружного прокурора,
миссис Лавина будет волноваться, не связано ли это с чем-нибудь еще… Сами
понимаете, она ведет дела, управляет несколькими ночными клубами… И чтобы
немного ее успокоить, я набросал эту записку, в которой дал понять, какого рода
факты интересовали мистера Фритча.
— В таком случае, не проще ли было написать, скажем: «Мистер
Фритч интересуется только событиями ночи нападения, поэтому не волнуйтесь, о
делах он вас спрашивать не станет» — или что-нибудь подобное?
— Честное слово, мистер Мейсон, в тот момент мне это просто
не пришло в голову!
— Но ведь на самом деле в тот вечер вы ужинали не с Мартой
Лавиной, а с другой женщиной, не так ли? — внезапно спросил адвокат.
