Эмберлин не хотела, чтобы ее вопрос звучал обвинением, и надеялась, что у нее получилось. Слова вырвались из ее горла тихими, с оттенком испуга – именно так, как она себя ощущала.
– Ага. – Ноэми кивнула. – Несколько раз. Тут, конечно, очень странно, но я не думала, что мы здесь в опасности. Место не казалось мне зловещим, пока не умер Линк. Прости, Эмбер. Я бы не привела его в этот лес, если бы хоть на секунду подумала, что…
Она назвала ее кратким именем, которым до нее звал ее только Линк. Ноэми никогда бы не сделала такого просто так. Наверное, Линк разговаривал о ней с Ноэми. Эмберлин была не против, что Ноэми так ее назвала. В этих звуках словно жил Линк.
– Ты не виновата. – Эмберлин подошла к ней и положила руку на плечо.
Ноэми посмотрела на руку, словно это был упавший на плечо листок – словно ее коснулось что-то чуждое.
– Линк мог о себе позаботиться. Он умел плавать. Я не знаю, почему полиция не нашла такое громадное озеро.
– Я тоже его не нашла, – сказала Лайл.
– Но у тебя не было причин думать, что Линку опасно о нем знать. И о нас тоже особо не беспокойся. То, что случилось с Линком, было несчастным случаем, но если ты переживаешь, то мы обещаем не приходить сюда поодиночке.
Эмберлин посмотрела на Лайл с Джонасом, ожидая, что они подтвердят ее слова.
– Это не ты должна меня успокаивать, – пробормотала Ноэми так тихо, что больше никто ее не расслышал.
– Если тут так опасно, то и тебе не стоит ходить одной, – сказал Джонас.
Он не отчитывал Ноэми, просто беспокоился. Эмберлин стало интересно, как они ведут себя наедине. Может, Ноэми меньше думает про Линка, когда рядом Джонас?
– Джонас прошел за мной сюда несколько недель назад, – объяснила Ноэми. – Поэтому мы сегодня и вернулись на это место. Он без конца донимал меня вопросами и еще притворялся, что ему не так уж и интересно.
Джонас засунул руки в передний карман худи и зарделся. У него была оливковая кожа и тонкие черты, как и у Ноэми. Они казались одной из тех парочек, которые были похожи на родственников.
– Для Ноэми закон не писан, – сказала Лайл.
– Тут не опасно, если умеешь плавать, – возразила она.
– Но Эмберлин сказала, что Линк тоже умел.
– Да, но… я не знаю. У вас нет такого странного чувства, ребят? Словно за вами наблюдают?
Ноэми бросила быстрый взгляд в сторону деревьев, словно ожидая увидеть кого-то на краю поляны. Эмберлин проследила за ее взглядом, но не увидела никого, даже белки.
Озеро ее пугало, но как-то иначе: ей не казалось, что за ними следят. И дело было не только в том, что тут умер Линк. Ей казалось, что они вторглись на чужую территорию, просто не знали, на чью именно. Кто-то построил маяк. Внешние стены башни уже наполовину разрушились, и все же, судя по всему, маяка тут еще не было, когда Ноэми впервые показала озеро Лайл. Здание постепенно дряхлело на одиноком острове, и добраться до него можно было лишь на лодке, которую Ноэми только что оттолкнула от берега. Эмберлин было интересно, что же таится на маяке. Но одновременно не хотелось даже подходить близко.
– А ты знаешь, когда появился маяк? – спросила она.
– Когда-то в прошлом году. Не могу сказать точно. И он не все время там: я никогда не знаю, будет он на месте или нет.
Лайл так высоко подняла брови, что они скрылись за пышной гоблинской челкой. Да, подумала Эмберлин, я тоже ощущаю себя как-то так.
– Если Линк пошел один, – сказала Лайл, – мы никогда не узнаем, что случилось, но жаль, что тебе снятся все эти кошмары про лес. Может, поэтому тебе тут страшно. И Эмберлин тоже, наверное, тяжело. – Лайл слабо ей улыбнулась. – Может, у нас получится посмотреть на это место свежим взглядом. Придем все вместе, группой. Проверим, что все умеют плавать. Гэтан вроде работает спасателем в бассейне?
– Давайте оставим это между нами. И уж тем более не будем говорить Гэтану. Он нарочно нас утопит. И мне нравятся мои сны, – сказала Ноэми. – Поэтому я их и фотографирую.
– А тут ты тоже что-нибудь снимала? – спросила Эмберлин.
– Нет. На озере – нет. Мне кажется, оно стесняется. Если я иду с фотоаппаратом, то никогда его не нахожу. Но иногда я все-таки проверяю, на всякий случай.
– Может, у нас получится создать об этом озере воспоминания получше? – предложила Эмберлин. – Поснимаем еще кадров, теперь у воды…
– И тебе это будет нормально? – спросила Лайл.
Эмберлин кивнула.
– Я умею плавать. – Джонас провел пальцем по нижней губе и дернул себя за угол рта без пирсинга.
У Ноэми завибрировал телефон. Эмберлин удивилась: она никогда не могла поймать сигнал даже на окраине леса. Лайл с Джонасом наблюдали за Ноэми, пока она читала сообщение. Чехол у нее был розовый, с заячьими ушками. Она сердито нахмурилась на него, и это было бы даже забавно, если бы Эмберлин была в смешливом настроении.
– Не думаю, что оно согласится, – сказала Ноэми. – Озеро, я имею в виду.
Она убрала телефон обратно в сумку.
– Вообще зря мы сюда пришли. Давайте держаться первоначального плана: никто не будет приходить сюда без остальных. Если вы не против.
Ноэми обвела всех взглядом, но глаза ее задержались на Эмберлин, и та кивнула.
Вместе они побрели в «Лэмплайт». Когда они дошли до люпинового поля, разговор перешел на то, какие конфеты кому нравятся. Ноэми любила мятные, Лайл – лакричные. Джонас отличался всеядностью, и ему уже досталось на прошлой неделе за то, что он тайком подъел запасы сникерсов, которые предназначались для праздника. Эмберлин сказала, что ей нравятся карамельные тянучки и молчала до самого дома, пока не пришла пора выбирать фильм. На самом деле она даже не любила карамель. Больше всего ей нравился «Кит-Кат»: то, как аккуратно выглядят все эти слои вафель и как ровно ломаются и делятся на равные кусочки.
Это Линку нравились карамельные тянучки. У Линка был ужасный вкус в конфетах: вишневая пастила, острые коричные подушечки, ириски с арахисовым маслом. Эмберлин захотелось пойти от дома к дому, собирая клубничные леденцы и медовые тянучки, которые дети обычно выбрасывали. Она бы даже съела их, медленно растворяя во рту и пытаясь понять, почему они так нравились брату. Но делать этого она, разумеется, не станет.
Вместо этого она усядется на диван в гостиной «Лэмплайта», застынет рядом с Лайл в своем бальном платье и будет думать про воду. Про озеро, которое не смогли найти ни полиция, ни Лайл, а вот Ноэми смогла. И Линк тоже.
Линк был из тех, кто не верил в магию и всегда пытался докопаться до того, как она работает. Эмберлин тоже не верила, но ей не было нужно во всем разбираться. В конце концов, огонь обожжет, знаешь ты про его свойства или нет. Если они с братом ходили на выступление фокусника, который читал мысли, ни он, ни она не верили, что тот и правда на это способен. Но Линк потом целый день пытался разгадать трюк, а Эмберлин было достаточно знать, что объяснение существует. Неудивительно, что Линк вернулся на озеро один. Сама же Эмберлин уже смирилась с тем, что не поймет этой загадки. Она была так же бессмысленна, как смерть Линка и как необходимость продолжать жить без него, примириться с потерей. Миллеры должны были как-то выстроить свою жизнь вокруг этой пустоты, словно размер семьи не имел значения. Не важно, появлялось ли озеро только после дождя или его было просто сложно найти – не важно, было ли оно проклятым океаном, который существовал только в присутствии определенных людей, как упавшее дерево в лесу. Важно лишь, что ни один из ответов не вернет ей Линка.
